Золушки при делах. Часть 2
Шрифт:
Аграф с филигранью и драгоценными камнями полетел в сторону. Агнуша резко встала и, подойдя к окну, распахнула створки. Ночь была прохладна, как объятия неродной матери, а где-то там, в Лималле, пахло травой, вечной зеленью и хвоей лесов. И луга в горах казались цветными озерами, в которые хотелось упасть, раскинув руки и утонув взглядом в глубинах небес. Тоска, ставшая привычной, острой иглой впилась в сердце. Что толку тянуть время, когда и так все ясно?
Эльфийка дотронулась до своего лица, гладкого, нежного. Юного – для тех, кто не умел видеть за красотой возраст опытной женщины. В жизни каждого наступает
Герцогиня вернулась к туалетному столику и ладонью перемешала украшения. Да, их историю она помнит, а им, бездушным и дорогим, все равно. Поэтому прочь сентиментальные воспоминания!
Она перешла в кабинет, села за стол, развернула зеркало связи и коротко оглядела себя: так и провела ночь в изящном бело-черном платье и гарнитуре из черных брильянтов. Не переодевалась, поскольку спать не ложилась, лишь распустила волосы, чтобы дать голове и шее отдохнуть от высокой прически.
Сигнал вызова не успел отзвучать, как зеркало затуманилось дымкой, из которой выплыло лицо Советника Мудрейшего по личным вопросам. Лицо не заспанное, с обычным выражением делового человека. Глядя на Ксариона герцогиня почувствовала зависть – счастлив тот, кто ощущает себя на своем месте днем и ночью!
– Тени плохих снов да не коснутся вас, советник Перкатипотль, - приветствовала она его, - прошу прощения, что помешала работать!
– Вы – в некотором роде тоже моя работа, Агнуша, - любезно улыбнулся Ксарион, - во всяком случае, до тех пор, пока не сообщили об отказе от моего предложения.
– Как раз об этом я хотела поговорить, - серьезно кивнула эльфийка. – Признаюсь сразу – я не собирала информацию о моих конкурентках и ничего не знаю об их кланах, возрасте и способностях. Мне это не интересно по одной простой причине – я, это я, Советник. Но я уверена, среди них не найдется ни одной с опытом таким же уникальным, как мой!
Ксарион взглянул на нее в некотором изумлении.
– Что вы имеете в виду?
– Мою жизнь в Ласурии. Мою жизнь рядом с королем Ласурии, - твердо сказала герцогиня. – За прошедшие годы я изучила Его Величество достаточно, чтобы предугадать любые действия или реакцию на то или иное известие. Это полезное умение для женщины, любящей получать подарки… - Она коснулась пальцем длинной серьги, и черный бриллиант загадочно заискрил.
– Вкупе с остальными достоинствами оно превращает меня из кандидатки – в победительницу конкурса.
– Вы предлагаете мне сделку? – сухо уточнил Ксарион.
Агнуша покачала головой.
– Каскарты свидетели, я не толкаю вас на должностное преступление, Советник! Если мое предложение не понравится Мудрейшему – я останусь прозябать на окраинах Тикрея, и вы больше обо мне не услышите. Я просто прошу передать ему мое условие…
Так вот он какой – прыжок в обжигающе холодную воду! Для нее таким прыжком стала последняя фраза.
Мир на мгновение замер.
На линию судьбы упала тень…
Назад дороги нет – только вперед!
Герцогиня сжала губы, распрямила плечи и встретила испытующий взгляд Ксариона с истинно королевским достоинством.
Советник откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы перед собой.
– Я вас слушаю, дочь клана рю Филонель.
– Я согласна на все условия, предложенные Мудрейшим, и буду ему верной спутницей в веках, подругой, советчицей и матерью для его детей, сколько бы их ни было, при условии, что других кандидаток он не рассматривает, - холодно проговорила она.
Не желала такого мороза в голосе, однако ощущение обжигающе холодной воды оказалось сильнее умения владеть собой. Впрочем, возможно, это было и к лучшему. Если уж проигрывать – то проигрывать не как фаворитка короля, а как королева!
Ксарион Перкатипотль помолчал, разглядывая свои пальцы. Затем вздохнул и констатировал:
– Теперь мне нужно время обдумать ваши слова, Агнуша… Впрочем, долго это не продлится, обещаю!
Эльфийка вежливо склонила голову и произнесла лишь одно слово:
– Благодарю!
Советник прервал связь, не прощаясь, а зеркало снова стало простым зеркалом, в котором Ее Светлость взглянула себе в глаза. Глаза опытной женщины в возрасте.
***
Посадка цветов открыла сезон труверов и менестрелей, длящийся до наступления летней жары. В этот период столичный магистрат не собирал пошлину за выступления на улицах города, поэтому из всех уголков Тикрея стекались в Вишенрог странствующие труппы и артисты-одиночки. Отовсюду раздавалась музыка, кричали, перекрикивая друг друга, ярмарочные зазывалы, поэты, возводя очи к небу и растягивая слова, читали стихи и баллады, уличные циркачи давали представления прямо на городских площадях.
В «Старом друге» пахло свежеструганным деревом и штукатуркой, взбитыми сливками и шоколадом. Трактир, несмотря на мелкие недоделки, собирался принимать первых посетителей.
Принцесса Бруни, прибывшая в сопровождении секретаря до открытия заведения и лично осмотревшая все – от ассортимента кладовок до входного порожка и дверной ручки с изображением головы дракона в золоченом кольце, прохаживалась по галерее второго этажа, заложив руки за спину, и любовалась работами мастера Вистуна. Свет, падающий из мансардных окон новой крыши, здесь действительно был хорош, подчеркивал естественные и живые краски, какое-то легкое и радостное настроение картин. Полотна подбирали сам мастер вместе с матроной Клози и Бруни. «Хочу, чтобы люди уходили отсюда с хорошим настроением, а выйдя – думали, как бы сделать что-нибудь доброе!» - так озвучила принцессу концепцию выставки. Подумав, Висту согласился. Были отобраны его акварели – нежные, воздушные, как кружевная глазурь на торте, и несколько картин маслом такого насыщенного колора, что их хотелось тут же съесть, запив знатной кружкой морса. Однако один из простенков в дальнем углу помещения пустовал до сих пор. В него не попадал прямой свет, отчего фон стены казался затемненным, контрастируя с остальным помещением.
Мастер Висту, пришедший вместе с Клози, нервно поглядывал в ту сторону, но помалкивал. После неожиданного превращения трактирщицы в принцессу он немного робел в ее присутствии, хотя Бруни не единожды убеждала его в том, что с получением громкого титула никак не изменилась.
Клозильда Мипидо вела себя на удивление тихо. На самом деле она просто млела, разглядывая картины любимого, собранные в одном, специально для них подготовленном, месте, и ее восторга по этому поводу была так много, что все слова куда-то подевались.