Зомбячье Чтиво
Шрифт:
На лице Шипмана отразился ужас. Наверное, так мы все выглядели, когда впервые узнали о правилах выживания Дока и о том, сколько мы должны заплатить Драгне и его армии живых мертвецов, чтобы они оставили нас в покое.
– Лотерея, - сказал Эрл.
– Мы играем в лотерею. Все.
Шэкс кивнул.
– Это единственный справедливый способ.
Я вздрогнул, вспомнив о Червивых, рыщущих в поисках мяса.
Мои внутренности завязались в восьмерки. Одна только мысль о том, что будет дальше, заставляла мою кровь холодеть, а душу увядать. Лотерея. Мысль о том, чтобы пожертвовать кем-то из своих на растерзание этим
Мы все были так поглощены собой и возможностью "выиграть" в лотерею, что не обращали внимания на Шипмана. Я должен был это предвидеть. Я был в армии однажды... я много раз видел, как парни ломались. Но я, как и все остальные, был слишком занят жалостью к самому себе. Поэтому никто не заметил, что кровь отхлынула от лица Шипмана, он побелел, как слоновая кость, что мышцы его лица были напряжены, как у человека, находящегося на грани обширного инфаркта. И никто не замечал этого блеска в глазах, как у бешеного пса, или того, как он размахивал кулаками, пока они не стали красными, как сочные помидоры.
– Лотерея, - пробормотал он себе под нос.
– Лотерея, черт возьми.
Потом он зашевелился.
Для парня, который был взбешен, но мягок в середине, он двигался чертовски быстро. Он вскочил, ударившись коленом о стол, расплескав напитки и карты и опрокинув пепельницу. Шэкс сделал попытку схватить его. И Мария тоже. Я схватил его за руку и получил кулаком в челюсть. Мерфи только засмеялся. Эрл даже не вздрогнул. Шипман выскочил из комнаты, пробежал по коридору, отпер главную дверь и выбежал наружу.
В ночь.
И что бы там ни поджидало снаружи.
Я пошел за ним. Одному Богу известно, зачем я это сделал. Я оторвал свою задницу от пола, куда он меня уложил, поднялся на ноги и побежал за ним, не имея в кармане даже ножа, чтобы защититься. Подойдя к двери, я услышал, как Мерфи громко смеется.
– Двое на ужин, - сказал он.
Наружу.
Стоянка была окутана тенями, они перетекали и хлопали, как простыни на веревке. Дул ветер, горячий и влажный, мертвое дыхание августовских дрянных дней. Воняло как из дренажной канавы, заполненной зелеными гниющими тварями. Я посмотрел в одну сторону, потом в другую. Потом я заметил Шипмана. Он направлялся к автобусу, который украл из баптистской школы в Скрэнтоне. Тупой ублюдок. Пьяный, растерянный, все ещё ворчащий и стонущий себе под нос о лотерее. Я был моложе его и в лучшей форме. Я знал, что смогу догнать его до того, как он сядет в автобус.
Вот тогда-то и зажегся свет.
Я был примерно в двадцати футах от него, и кто-то, вероятно Мария или Эрл, щёлкнул переключатель и стоянку залило светом. Это было все равно, что одновременно получить пощечину и пинок под зад. Непроглядная тьма, а затем свет, разрезающий её. Какое-то мгновение я ничего не видел. Я споткнулся, закружилась голова, упал на одно колено. Когда я встал, у меня по спине поползли мурашки, потому что я почувствовал запах чего-то грязного и гниющего. Вонь ходячего мертвеца.
Из темноты, окутывающей убежище, выступила тень.
Девочка. Лет семи-восьми в белом погребальном платье, ставшем серым и рваным. Она улыбнулась мне с явным нечеловеческим злом. Крысы или, может быть, собаки сгрызли мясо с левой стороны ее лица. Теперь там не было ничего, кроме серых мышц и связок, обволакивающих сверкающую белую кость.
– Эй, мистер, - сказала она скрипучим голосом.
– Хочешь потрахаться?
Затем она приподняла платье, обнажив безволосую трупно-белую вульву призрачной плоти, которая сморщилась от личинок.
Мне кажется, я закричал.
Или может кричал Шипман. Червивые окружили его, как голодные собаки. Они шли отовсюду, и там, на стоянке, Шиппи был похож на одинокого пловца в залитом лунным светом неспокойном море, окруженный акулами. Он ринулся сначала туда, потом сюда, наконец упал на колени и начал молиться высоким, жалобным голосом.
За два года, с тех пор как они начали подниматься из могил, они поумнели, стали более изобретательными и племенными. Их лица были покрыты шрамами и ритуальными порезами, так что они напоминали фетишистские маски. Носы сгнили до дыр или были начисто срезаны, этакие полумесяцы или зазубренные треугольники, языки разрезаны надвое, губы содраны, так что десны и зубы непристойно торчали. У многих были выбриты головы, некоторые ободраны до голых костей, а у других свисали волосы, смазанные человеческим жиром и заплетенные в косички крошечными детскими косточками.
Можно сказать, что у каждого племени Червивых был свой уникальный облик.
Девочка была готова прыгнуть на меня, и я бы не успел увернуться. К счастью, Эрл вышел со своим обрезом двенадцатого калибра.
– Улыбнись в камеру, милая, - сказал он.
Девушка оскалила зубы, как волк, идущий на добычу.
Слюна свисала с ее сморщенных обескровленных губ.
Эрл выстрелил. Мозги, мясо и кровавая слизь разбрызгались по стене убежища, и она упала на землю бесформенной кучей.
– Ну же!
– крикнул он мне.
Червивые схватили Шипмана. Он выл, как зверь, которого предают смерти. Они не ели его и даже не рубили на куски своими мачете, они просто кусали его. Один за другим, кусая и кусая, погружая в него зубы и мучая его.
Мёртвая женщина отделилась от них, посмотрела на меня и улыбнулась.
По крайней мере, мне показалось, что она улыбалась.
Ее лицо превратилось в извивающуюся массу личинок, в глазницах копошились черви. Она была обнажена, если не считать сумочки, которую зачем-то несла, и её кожа пульсировала и трепетала от того, что питалось ею. Она протянула ко мне руку, узловатую и шершавую, с черными и заострёнными, как у зверя, ногтями. Она бы легко выпотрошила меня, выпотрошила и набила свои кишки, пока я был бы ещё жив, если бы Эрл не уложил ее.
– Как насчет того, чтобы мы с тобой и бэби занялись групповухой?
– сказала она глухим голосом.
Мертвые часто говорят такие бессмысленные вещи, я полагаю, перематывают, переигрывают кусочки прошлой жизни. Однажды червивая одетая в грязную униформу "Burger King", спросила у меня, хочу ли я сыр в воппере перед тем, как она попыталась отрубить мне голову топором.
Эрл убил женщину, схватил меня за руку и потащил в убежище. Меня трясло. Меня тошнило. Я был разочарован в себе, из-за того что стоял как вкопанный. В основном, наверное, я был в шоке. Я вслепую поплелся обратно к столу, и Мерфи захихикал, когда Мария налила мне бурбона, а Шэкс сунула мне в рот сигарету, хотя я не курил уже много лет.