Зона для Сёмы–Поинта
Шрифт:
Все произошло столь стремительно, что Серега Младой даже не успел ничего толком сообразить. Словно в кадрах замедленного кино, он медленно привстал со своего кресла, проследил за парящей в воздухе тушей Сиплого, в руке которого увидел заточку. В какой-то момент Сереге Младому показалось, что еще мгновение и эта страшная заточка воткнется в его грудь, и он ничего не сможет сделать.
В этот момент в руку Сиплого, сжимающую заточку, вонзилась пепельница, пущенная Семой-Поинтом. Заточка вылетела из руки и воткнулась в спинку кресла, а Сиплый, потеряв равновесие, рухнул на пол, и его голова прямо
Серега Младой взглянул на его мертвое тело, машинально, но брезгливо стряхнул со своего халата не существующую соринку, и только потом повернулся к Семе–Поинту, который уже вышел из-за ширмы, наклонился над телом Сиплого и спокойно ощупал пульс на его шее.
— Готов! — констатировал он.
— Ты знаешь, что ты сейчас сделал? — голос Смотрящего заметно дрожал, впрочем, как и его руки.
— И что же я сделал? — как можно спокойнее поинтересовался Сема–Поинт.
— Господи, да ты же спас мне жизнь! — с пафосом воскликнул Серега Младой.
— Не преувеличивай, Серега: просто вовремя сработала моя реакция, но главное, что на месте оказалась твоя пепельница, — вполне серьезно ответил Сема–Поинт.
Создавалось впечатление, что все вышло настолько случайно, что его заслуги в этом спасении нет никакой.
Однако Серега Младой, к счастью, был совсем другого мнения:
— Теперь ты самый близкий для меня, конечно же, разумеется, после моего брата, человек! — проникновенно воскликнул он.
Кажется, Смотрящий даже не собирался обращать внимания на сказанное собеседником ранее.
— Я в неоплатном долгу у тебя, и ты можешь просить у меня все, что хочешь! — продолжил он, и тут же с огорчением добавил: — Все, кроме, конечно же, той свободы, о которой ты сам мне и говорил!
— Погоди, — попытался остудить его пыл Сема-Поинт.
Сейчас, внимательно проанализировав совершенное, Сема–Поинт несколько растерялся: убить убийцу дело, конечно же, святое и справедливое, но у судей может оказаться совсем другое мнение.
— И что же мы будем делать с телом этого Сиплого? Честно говоря, мне вовсе не хочется увеличивать срок своего отбывания за колючей проволокой, тем более из-за такой мерзкой падали, как этот Сиплый! — прямо высказал Сема–Поинт.
— Не волнуйся, Сема, это уже не твоя забота, — успокаивающе обнадежил Смотрящий, после чего подошел к кормушке и осторожно постучал в нее.
— Сейчас открою! — тут же отозвался дежурный прапорщик: его голос сразу выдал его волнение, а руки тряслись настолько, что он не без труда распахнул кормушку. — Слушаю, тебя, Сиплый!
— Это я тебя слушаю, сучий ты потрох! Я — Серега Младой! А ну, наклонись пониже! — со злобой процедил сквозь зубы Серега Младой.
— О чем ты, Сергей Данилович? — испуганно залепетал тот, осознав, что сам себя выдал, но другого выхода у него не было, и он наклонился к самой кормушке.
— Сколько «бабок» ты получил за то, чтобы безо всякого шмона пропустить ко мне Сиплого? — и серьезно предупредил: — Будешь мне тут горбатого лепить, закопаю рядом с ним!
— Пять тысяч получил от него, — тихо пролепетал вертухай.
— Ого, целые «Жигули» захотел срубить на моей смерти! Ты же, Федя, давно мечтал о «Жигулях»… А? Не так ли, мент ты
По тону голоса Сереги Младого Федор понял, что жадность вновь сгубила его. Словно подкошенный, он рухнул на колени перед кормушкой и сразу же успел рассмотреть в нее лежащее на полу камеры тело Сиплого, из головы которого обильно текла кровь.
Прапорщик сразу понял, что произошло:
— Не губи, отец родной! — истошно закричал он, понимая, что его может ожидать такая же участь. — Этот Сиплый так мне мозги запудрил, что мне даже в голову не пришло, что он задумал против тебя что-то нечистое! Прости меня, что хочешь сделаю для тебя, Сергей Данилович, только не губи! — причитал он, пытаясь хоть как-то оправдаться.
Серега Младой схватил прапорщика за грудки.
— Вот что, гондон гнойный, меня не только не интересуют твои вонючие оправдания, но даже нисколечко и не интересно, как ты будешь выкручиваться перед своими ментами. А потому даю тебе полчаса на то, чтобы ты не только убрал из моей камеры эту мразь, но и вычистил ее так, чтобы и следов никаких не осталось! Ты понял, петух ты затраханный? И не дай тебе Боже хоть кому-то проболтаться о случившемся или кто-то когда-нибудь обнаружит тело Сиплого! Порву, как грелку! Помни, полчаса и ни секундой больше! Ты понял? — он взглянул на свой золотой «ROLEX» и угрожающе бросил: — Время пошло!
— Я все понял! — прапорщик едва не плакал, но уже с облегчением догадался, что самое страшное для него осталось позади.
Во всяком случае, именно так этот продажный мент понял в тот момент и, конечно же, ошибся…
Забегая вперед, Автор посвящает Читателя в то, какие последствия произошли позднее, благодаря этому неудавшемуся покушению.
Во–первых, продажный прапорщик Федор поплатился тем, что попал под колеса международной фуры и скончался на месте. Несколько «случайных» свидетелей показали, что несчастный бросился под колеса сам. Сотрудники отдела медэкспертизы обнаружили в его крови огромное содержание алкоголя и дело, конечно же, закрыли.
Во–вторых, восторжествовала справедливость и в отношении Лешки–Артиста, который и был инициатором данного покушения: его нашли повесившимся в собственной камере. Никто, естественно, ничего не видел и ничего не слышал.
Такое иногда случается в местах лишения свободы: человека эмоционально припирает настолько, что он решает по–тихому удалиться в мир иной. Но вот то, почему его обнаружили не только повесившимся, но еще и с отрезанным ухом и языком, внутреннее расследование никак не смогло установить. Не мог же самоубийца сам сотворить такое с собой? А если кто-то помог, то кто?
Следователи, так и не найдя никаких следов и улик присутствия кого-то постороннего, вопреки здравому смыслу и какой-либо логике, хотя бы и притянутой за уши, благополучно приписали честь отрезать ухо и язык — самому повесившемуся.
Однако те, кому нужно было, сразу поняли, что смерть Лешки–Артиста была ничем иным, как местью за покушение на Серегу Младого, а отрезанные язык и ухо — предупреждение остальным недовольным. Дело в том, что несчастный прапорщик Федор, пропустивший Сиплого к Сереге Младому, не смог сохранить в тайне его смерть: слишком много посвященных людей оказалось в этом деле. И слухи мухой пронеслись по всей тюрьме.