Зона испытаний
Шрифт:
– Это заметно. На его счету есть опытные машины?
– Нет. Сидел неучтенной величиной рядом с Боровским и вот – решил отыграться. Нельзя позволять этому тяну выносить вердикты.
– В ваше время, Боренька, быку позволено то же, что и Юпитеру! – Одинцов развел руками.
– Значит, возразить нечего?
– Стоит ли? Что-то о ком-то…
– Но ведь это читают!
– У нас все читают.
– Разве такие статьи не влияют на взгляды молодежи, на их жизнь?
– На жизнь? – Одинцов улыбнулся. – Ты меня смешишь! Повлиять на жизнь
– И только? – улыбнулась она, спрашивая не столько по необходимости, сколько из желания выглядеть участливой, не оставлять без ответа обращенные к ней слова.
– Увы! – Одинцов вздохнул и поглядел в окно, за которым нетерпеливой лавиной двигались автомобили. – Жизнь, друзья, поток. Его можно направить по любой целине, он будет метаться, бурлить и грохотать в поисках русла, но остановить поток нельзя. Вынырнешь где-нибудь на его пути, и уж ни обратно, ни далее предначертанного не уплывешь. Стоит ли обращать внимание, что рядом с тобой болтается Фалалеев, Бармалеев?
– Значит, пусть болтаются?
– Что делать? В море плавают не одни белогрудые клипера. И все остальное тоже. Неизбежно. Тут никакие возражения не помогут, не освободят от тех, кто фыркает рядом, храпит, жует, сморкается. Что ты на меня волком смотришь?
Долотов встал, давая понять, что больше говорить ему не о чем, и, заложив руки в карманы, посмотрел на Одинцова слегка насмешливо и как бы размышляюще.
– Ладно, интеллигент, спасайся как можешь. Долотов подошел было к двери, но оглянулся и посмотрел на Лидию Владимировну.
– Всего хорошего.
На лестнице он разминулся с женщиной, как-то слишком поспешно посторонившейся. Обозленный на Одинцова, Долотов лишь мельком взглянул на нее, но, усаживаясь в машину, невольно вернулся памятью к светлому расстегнутому плащу женщины, надетому поверх красной кофточки, к знакомой черно-оранжевой косынке вокруг шеи, к сыпучим черным волосам и понял, что это была Валерия.
Минуту он сидел в оцепенении.
С ним это случалось – видеть людей не так, как должно. Он думал о ней лучше, чем она того заслуживала.
«Ты видел воображаемого человека, Одинцов – подлинного. Можешь убедиться, кто прав. Ей наплевать, что думает о ней некто по фамилии Долотов. Пусть занимается своими делами и не суется, куда его не просят. Это один из способов не создавать проблем – не соваться, куда тебя не просят».
Жестокий к самому себе, Долотов не умел оправдывать других. Валерия вошла в его жизнь такой, какой он увидел ее впервые, и тот ее образ только и был памятен и дорог ему.
Он чувствовал себя так, словно его предали.
– Вы в город?
Склонившись к раскрытому окошку дверцы, у машины стояла девушка, забегавшая к Одинцову. Долотов угадал ее по ярким брюкам. Теперь нетрудно было разглядеть и лицо – по-детски округлое, чистое. Но ей, кажется, не нравились ее круглые щеки, иначе она не стала бы укрывать их ниспадающими волосами. И глаза были чистые, хотя и неясного цвета – темно-серые, с беспорядочной мозаикой коричневых кристалликов.
– Да. Пожалуйста. – Долотов рывком открыл дверцу. – Как вас зовут? Ириной? Чудесное имя. Не знаю лучше.
– Да?
– Просто великолепное. Я полюбил ваше имя после спектакля о царе Федоре. Это была его жена. Знаете, да?.. Единственное утешение затурканного царя. С тех пор все Ирины кажутся мне милыми, мягкими, всепонимающими.
Она откинула с лица волосы; едва машина тронулась, как они снова осыпались, заслонив чуть не весь профиль.
– Вам нравится Одинцов?
– Анатолий Александрович? Не знаю, не думала об этом. Я всего три дня в редакции. Почему вы спросили?
– Он мой старый приятель, – невнятно отозвался Долотов.
На память пришла девочка, которую он видел на привокзальной площади возле телефонной будки, ее глаза, полные преданности и отчаяния. «Я стала другая?…» И рядом с нею самодовольный хлыщ.
– Непостижимо!.. – усмехнулся Долотов и посмотрел на Ирину. – Вы не знаете, за что женщины ценят сукиных сынов?
– Они их ценят?
– Может быть, сукины сыны понятнее? А сволочная линия прочнее, потому как эфемерности в ней нет? Причины и следствия – все ясно? И положиться на сукиного сына надежнее – всем понятно, за что он служит?
– Таких не ценят. Ими пользуются.
– Не только ваше имя, но и сами вы – прелесть. Придумайте, что вам подарить, как развлечь, куда увезти?.. Вы любите лошадей?
Она снова откинула волосы, но теперь придержала их, всматриваясь в Долотова. В его прямой спине, в крепко посаженной голове, в неожиданном несоответствии неподвижного лица живости произносимых слов было что-то настораживающее, но не опасное. Это она поняла. И еще ей понравились его руки; длинные, уверенные, не умеющие отвлекаться пальцы. В них не было ни жеманства, ни блудливости, ни праздных выражений. Всем, чего они касались, что сжимали, передвигали, они повелевали, и делали это по-мужски изящно, то есть просто, строго, всерьез.
– Вам придется меня подождать. Немного.
– Сколько угодно.
…Ирина была москвичкой, училась журналистике, в Энск приехала по вызову редакции, где готовился к печати ее большой очерк о первых шагах воздухоплавания в России. В городе никого не знает, как и самого города.
Живет в центре, в старой гостинице. Знает английский, увлечена воздухоплаванием, знакома со многими старыми авиаторами, отлично водит автомобиль. Вначале она попросила познакомить ее с достопримечательностями города, затем – отвезти в деревню, где родился известный поэт, а чтобы время в пути не пропало даром – «популярно осветить основные аспекты методики летных испытаний».