Зона Контакта
Шрифт:
Бестужев смирился, но разве мог он предположить, что вынужденная имплантация, исковеркавшая его жизнь, внезапно даст генетический рецидив?
Эти мгновения всегда мучительны.
Мишель воспринимала их стойко. В отличие от отца она с младенчества привыкла ощущать себя не только человеком.
А вот Егору все давалось через боль, мучительное раздвоение личности, осознание того, что дочь никогда не встретит обыкновенную человеческую любовь.
Ее чувства, ее восприятие мира с рождения деформированы.
Сегодня это воспринималось особенно остро. Железы на ладонях
В детстве ей нравилось ощущать себя царицей, неким высшим иерархическим существом, но, повзрослев, она стала иначе воспринимать эти флюиды.
Борьба между человеческим сознанием и его искажениями, навязанными хондийским нервом, для отца так и не завершилась. Он не сумел принять Нерв.
– Ты чем-то встревожен? – тихо, но настойчиво спросила она.
– Голоден. – Он ушел от темы, хотел подмигнуть дочери, но щеку внезапно свело нервным тиком.
– Пап, что происходит? – Мишель заметила, что отец непроизвольно сжал кулаки. Костяшки его пальцев побелели от напряжения, но ведь это глупо, так не остановишь сочащиеся из ладоней запахи! – Пойдем. – Она взяла его под руку. – Сейчас пройдет.
– Уже… – хрипло ответил он, волевым усилием обуздывая Нерв. – Извини. Плохой день.
– Эшор? Опять он какую-то пакость затеял?
– Информацию к размышлению подкинул. Родиона сегодня видела?
– Да. – Они свернули к исследовательскому центру корпорации. – Он в крыле нейрокибернетики. Вместе со Стременковым.
– Пошли к ним.
– Ты же вроде хотел пообедать?
– Позже. Эшор доставил одну запись, с которой нужно разобраться. Хочу, чтобы и ты взглянула.
– А что на ней?
– Неизвестные корабли. И один из них вполне может оказаться человеческим. Хотя судить еще рано.
Мишель удивилась и обрадовалась:
– Пап, если найдем еще один человеческий анклав, это же здорово!
– Не все так просто, – скупо ответил он. – Впрочем, сама сейчас увидишь. Данные я передал пару часов назад. Предварительная обработка уже должна завершиться. Прежде всего надо датировать запись.
Дочь была заинтригована.
– А откуда ее взял Эшор?
– Получил от морфов. А те приняли случайно, по межзвездной сети. Не исключаю, что сигнал мог блуждать в гиперкосмосе столетия, если не больше.
– В таком случае на записи корабль армахонтов? И ты его не смог опознать?!
– Не смог. Ничего подобного в базе данных «Созидателя Миров» нет.
– Ого! – удивилась она. – Не терпится взглянуть!
Егор Бестужев, Родион Бутов и Павел Стременков дружили с детства.
Жизнь не щадила их, швыряла в стремнину событий, разделяла во времени и пространстве, вела извилистыми, тернистыми тропами борьбы за выживание.
«Ровесники…» – Мысль отдавала невольной горечью, особенно когда они встречались в узком кругу.
На Пандоре Егору довелось совершить несколько переходов во времени. Друзья состарились. Если Бестужев выглядел сейчас лет на пятьдесят, то Стременкову дашь все сто. А вот Бутов энергичен, подтянут – старость и немощь ему претят.
– О, Егорка! – Стременков развернулся вместе с креслом. Ходил он с трудом, но от прогрессивной регенерации отказывался наотрез. Боялся, что в обмен на сомнительную физическую молодость (технология все еще давала сбои) придется пожертвовать накопленным жизненным опытом. Шанс амнезии при операции искусственного омоложения примерно пятьдесят на пятьдесят. Пашку такой расклад не устраивал.
Бестужев пожал его руку, дружески ткнул Родьку кулаком в плечо, обернулся к дочери:
– Присаживайся и слушай. Входи в курс дела.
Родион вопросительно приподнял бровь, словно спрашивал: «Егор, она в деле?»
«Увидим», – едва заметным жестом ответил Бестужев и, не желая развивать тему, подключился к цифровому пространству комплекса.
Реальность подернулась дымкой. На первый план восприятия вышел предмет исследования.
Киберпространство открывало безграничные возможности для рассудка. В цифровой среде не имело значения, стар ты или молод. Острота ума, способность к анализу, творческий и исследовательский потенциал личности – вот что играло ключевую роль. Здесь стирались возрастные и социальные градации, существенно сужалась, а зачастую и вовсе исчезала семантическая пропасть между представителями различных цивилизаций. Именно в силу этих причин модули межзвездной связи, разработанные людьми, пользовались спросом во всех без исключения уголках освоенного космоса, даже там, где сеть работала нестабильно, а цивилизации лишь эпизодически контактировали одна с другой.
Стременков работал быстро. За пару часов, потребовавшихся Бестужеву на межпланетный перелет, он успел разделить запись на потоки. Теперь каждый из объектов воспроизводился по отдельности, были созданы подробные трехмерные модели конструкций без наложения повреждений.
В киберпространстве к ним присоединился Андрей Игоревич Русанов. Матрица его личности, скопированная в нейросеть «Прометея», визуализировалась в виде аватара.
Бестужев любил погружаться в цифровую среду обитания. Здесь он чувствовал себя юным, бремя повседневности отступало, да и хондийский нерв не имел силы воздействия.
Разумы пяти человек вошли в контакт, образуя сеть. На темном фоне контрастно проступили объекты исследования. Ничто не рассеивало и не отвлекало внимания.
Стременков выделил спиралевидную конструкцию и сразу перешел к делу.
– Станция не идентифицируется ни по одному из известных параметров, – сообщил он. – Нет данных по внутренней структуре. Я проанализировал моменты попаданий, убрал лишнее, наложил детали, которые удалось различить при разрушении обшивки. Вот итог – модель пополнилась некоторыми подробностями. Отсеки внешнего слоя выглядели необычно. Они имели сферическую форму, что плохо сочеталось с рациональным использованием бортового пространства. Сферы неплотно прилегали одна к другой, между ними оставалось много неиспользуемых зазоров.