Zona O-XA
Шрифт:
Он, кстати, уже в седьмом классе перегнал ее по учебе, так как Люська осталась в шестом на третий год и в очередной раз с упорством достойным африканского носорога заявила, что школу она все-равно ни за что не бросит, так как с первого класса испытывает величайшую тягу к знаниям. Шел ей в ту пору уже шестнадцатый год.
– Ага, – лукаво по-азиатски щурясь, ответил татарин, – я та, мальчик. И пусть тот, кто скажет, что я девочка, первым кинет в меня камень.
– Не кинет, а бросит, – буркнул уже не так зло Санек. – Хреново классику
– Э-э-э, еще хорошо, что ва-а-а-бче знаю. Знаешь, когда последнюю книжку читал? Два год назад.
– Во-во, поэтому и чешешь постоянно по Бендеру, что читать тебе больше нечего, – хмыкнул дядя Толя.
– Э-э-э, – опять пропел Борода, – если такой умный, пачму свежий книжка не принес Бараде?
– А кто ж тебя знает, где ты есть? – удивился дядя Толя. – Я тебя уже сто лет не видел, хотя ты всегда в пяти километрах от меня, мог бы в любой день прийти сюда к нам. Ведь знаешь же когда мы здесь?
– Знаю, канечно, знаю!Даже знаю, дарагой, что у тебя сегодня день рождений, понимаешь!
– Во блин, точно, дядь Толь! – ухмыльнулся племяш. – Забыли мы с тобой. День-то уже прошел, осталось двадцать минут, – сказал он, глянув на часы.
Дядя Толя почему-то недовольно крякнул, покосившись на Бороду и буркнул: – Зря ты, Толик (татарина оказалось тоже Анатолием звали) это… зря, говорю, вспомнил. И выпить нет. Что за день рождения без водки. Не осталось водки, понимаешь? – как-то странно в нос пробасил он последнее слово. – Да и не хотел я отмечать в этом году, поэтому и ушел на озеро… ну, в общем, давай потом… потом как-нибудь.
– Э, нет, не зря, – промычал татарин, начав ковыряться в своем безразмерном мешке. – Я может этого дня, тезка, ждал всю жизнь. А ты потом, потом…
– А вот и Джин, – и с этими словами он стал вытягивать что-то из своего мешка.
– Какой еще такой Джин, – насторожился дядя Толя.
Санек тоже почувствовал что-то не ладное, ибо родился под знаком Рыб и покровительством Нептуна, способствующего у тех, за кем он присматривал, развитию исключительной интуиции.
– Э-э-э, деревня, – татарин вытащил из мешка бутылку с прозрачной жидкостью. – Вот такой Джин.
– Что это? – подозрительно спросил дядя Толя.
– Вах, вах, вах, Анатоль, нельзя быть таким подозрительным. Водка это, обычная водка, только американская.
– Откуда у тебя и здесь? – уже не выдержал Санек?
– Американцы вчера прилетали, – многозначительно, подняв палец вверх, сказал Борода. – Велели тебя с днем рождения поздравить и передать это, – ухмыльнулся он.
– Да ладно, дядь Толь, – понял все Санек. – Баба тут к нему одна ходит, я знаю. Вот, наверное, самогоночки ему и принесла. Бутылка-то заморская, а глянь какая пробка. Пробка была действительно из-под шампанского.
– Ай-я-яй, какой внимательный мальчик, – прищурился гость. – Все замечает, настоящий разведчик.
Внутри у Сани что-то тревожно екнуло, он понял, что приход татарина к ним совсем не случайность, а какая-то непредвиденная ни им, ни его дядей закономерность в этой цепи событий последних дней, над которой он так еще и не успел пока как следует подумать.
Дядя Толя одобрительно заулыбался: – Ну, разве по чуть-чуть.
«По чуть-чуть» продолжалось почти сутки до пятницы тринадцатого июня, потому как мешок у Бороды был действительно большой. А на озере за это время произошло такое, что научило Санька хранить обет молчания всю оставшуюся жизнь.
Глава 18
Черви, лениво собравшись клубочком, спали на солнцепеке… спали, да не все. Два червяка (внешне ничем не отличавшиеся от остальных) тихонько отползли в сторону от клубка живых тел и, пристроившись у стенки жестяной баночки, тихо беседовали:
– Как-то надо уходить, – сказал первый, понимая, что без болевых ощущений от прокалывания крючком тут не обойдется.
– Ну, и напугал же ты меня этим семьдесят пятым годом. Я уж думал опять съезжаем в могильников, будь они трижды прокляты, – зло выругался второй червь. – А отсюда-то мы выскочим в раз! Самое простое – это через крючок, но уж очень ощущения не приятные, да и шкуру жалко, – глянул он на свой лоснящийся бок.
– Э, нет! Уйти, ребятушки, теперь уже мало, – вдруг, услышали они голос.
– Мама, – с облегчением выдохнули оба червя одновременно.
– Ну, пусть будет мама, – ласково сказал голос, – хотя я вас и предупреждала так меня на работе не называть. Слушай задачу: из банки уйти живыми, без порчи тела и не теряя сознание, а, значит, не на крючке! Это ясно?
– Так точно! – рявкнули червяки одновременно.
– Потом попасть к шустренькому окуньку на обед, но только к шустренькому и обязательно окуньку, а не к сорожке или, того хуже, карасю какому-нибудь долбанному. Понятно?
– Так точно! – опять хором гаркнули черви, вытянувшись как струнка.
– Вот, ну а дальше уже не ваше дело. Дальше я сделаю все сама.
САМ и ВГ переглянулись. Незнание ближайшей перспективы их несколько настораживало. Обычно они знали весь расклад до конца уровня. Остальные черви в банке ничего не понимая, не соображая и не слыша, свернувшись клубком, просто дремали в теплом навозе.
– Уйдем, как пить дать уйдем, – подмигнул САМ ВГ, одновременно пытаясь понять, почему же в этот раз Крошка Кэт не открыла им весь свой замысел.
Глава 19
– Вот принесла нелегкая, – прислушиваясь к пению на берегу, подумал пацан.
А с берега уже в который раз доносились звуки, пожалуй, самой любимой дядькиной песни.
– Враги сожгли родную хату, спалили всю его семью, куда теперь идти солдату? Куда нести печаль свою? – твердым и уверенным басом, несмотря на количество выпитого спиртного, пел Борода.
– Ты уж прости меня, Прасковья, что я пришел к тебе такой, хотел я выпить за здоровье, а должен пить за упокой, – доносился заплаканный голос дяди Толи. Уж очень он любил эту песню еще и потому, что мать его – бабушку Санька, тоже звали Прасковья.