Зона отчуждения
Шрифт:
Пилот дремал, но, как всегда, не погружаясь в глубокий сон. Вот и сейчас он кожей почувствовал, что к машине кто-то притронулся. Не меняя положения тела, он насторожился. Приоткрыв глаза, увидел, что в сторожке горит свет и охранник сидит на месте. Но тут кто-то вновь потерся об обшивку со стороны пилота. Он поднялся с места и тихонечко приблизился к пассажирской двери. Глянул в окно и, убедившись, что никого нет, приоткрыл дверь. Сильный рывок заставил его вывалиться из кабины. Детина, под два метра ростом, без особого труда скрутил его и перенес в здание. Вслед за ними в дом вошел охранник. Теперь и пилоту стало
Посмотрев на осунувшегося полковника, Андерсен достал из своего нагрудного кармана футляр, а из него два шприца. Содержимое одного он ввел в плечо пилоту, из другого – крепышу-полковнику. Всего через пятнадцать минут швед получил от русских всю необходимую информацию. Первая часть операции прошла успешно. Чтобы прервать поток красноречия говорливой парочке, выдававшей военные секреты русской армии, он уколол им транквилизатор. Еще через пять минут две вертушки ушли в ночное небо. Подключив синтезатор речи к спутниковому, русскоговорящий боец, похожий на гориллу, набрал телефон адъютанта.
– Слушаю, – прозвучал мгновенный ответ.
– Альбатрос на связи. Хор в сборе.
– И Андерсен, и Каров? – как бы сомневаясь, переспросили в трубке.
– Оба. И ни один волос не упал с их голов. Мы их «качнули» успокоительным. Они спят.
– Вы хорошо поработали. Сейчас доложу высшему начальству. Колите дырочки и будьте готовы к десяти утра прибыть с докладом, – не скрывая радости, распорядился невидимый собеседник.
– Служу России!
– Конец связи.
– Есть!
Совершив две посадки на военных аэродромах для дозаправки, два вертолета, идя на низкой высоте, в предрассветной тишине пересекли российско-латвийскую границу.
В десять-десять адъютант набрал номер командира опергруппы спецназа.
В бассейне плавали трупы, окрашивая бирюзовую воду в красный цвет…
Голос в трубке проинформировал, что абонент временно недоступен. Это было странно. Полковник обзвонил всех бойцов, принимавших участие в операции. Ответили только бойцы, не вылетевшие на захват. Чертыхнувшись, он задумался над тем, как быть. По уставу он был обязан доложить, но дурная весть могла повредить карьере. Его метания прекратил звонок из дежурной части.
– Товарищ полковник, Альбатрос на связи.
– Соединяй, – приказал адъютант, испытывая облегчение.
– Альбатрос, вы меня слышите?
– Слышу!
– Какого черта, ты где?
– По уши в дерьме… простите… – в трубке раздался хлопок выстрела.
– Черт! Черт! – бесновался полковник.
Вновь зазвонил телефон.
– Да! – заорал он в трубку.
Перепуганный дежурный, ничего не сказав, соединил его с абонентом.
– Говорит пилот Альбатроса, у нас ЧП. Вертолеты исчезли. Командир застрелился. Я в Тотьме, в аэроклубе. Его координаты…
Черные круги, поплывшие перед глазами адъютанта, затмили мартовское солнце. Он опустился в кресло, но зуммер селектора вывел его из оцепенения и вынудил потянуться за трубкой для ответа на вызов.
– Кабинет начальника российской разведки. Полковник Шелест слушает.
– Это я, твой шеф, доброго здоровья.
– Мне
– Ты что морозишь? Что могло случиться за пять часов после твоего звонка об успешном завершении операции?
– Я тоже так думал. Там что-то пошло не так. Но я пока не знаю. Командир опергруппы убит. На связи только пилот, и тот без вертолета.
Генерал-лейтенант Чистилин, на удивление, спокойно воспринял информацию и поинтересовался: – А на объекте все в порядке?
– Да. Там все под контролем.
– Сейчас я буду на месте.
Тренируйте мозг – никогда не отключайте память
Массивная дубовая дверь приемной руководителя ГРУ открылась, и из приоткрытого окна потянуло морозным воздухом. Адъютант, моргая мутными от бессонной ночи глазами, вскочил из-за стола и вытянулся по стойке смирно, встречая своего начальника. Генерал-полковник с красными, как лампасы брюк, щеками, стремительно прошел к себе в кабинет, бросив на ходу:
– Чай, литровый термос, и подробную информацию о событиях этой ночи.
Он всегда любил начало весны. Вот и сегодня, попав в утреннюю пробку, оставил машину в нескольких километрах от места работы и прошелся пешком по проснувшейся Москве. Шагал по свежевыпавшему снегу и дышал полной грудью. Поэтому он вошел в свой кабинет в отличном расположении духа. Лучи, попадавшие в помещение из большого окна, мягко ложились на мебель из золотистого дуба, отражались от столешницы, придавая кабинету особую торжественность.
Адъютант принес чай. Чистилин налил ароматный напиток в граненый стакан, вставленный в позолоченный подстаканник. Добавив в янтарную жидкость ложечку меда, хозяин кабинета медленно, не касаясь стекла, стал размешивать цветочный нектар и думать. А думать было над чем. Ему предстояло сделать доклад первому лицу страны. В данной ситуации по инструкции он обязан информировать президента лично, как главнокомандующего.
Он собирал свои мысли в правильный поток, а поток состоял из прошлого, настоящего и будущего. Все его предки, а он знал историю своего рода, верой и правдой служили отечеству, отдавая за него жизнь или погибая из-за подлости, царившей в нем. Он тоже служил родине и сегодня был лидером в области сбора и переработки информации величайшей страны мира – России.
Медленно помешивая ложечкой чай в стакане, генерал погрузился в воспоминания…
Родители достраивали свой дом, живя у деда. Строительство поглощало все заработанные деньги. Деревянный дом деда был маленький, три комнаты и кухня – всей площадью не более сорока квадратных метров. Но по тем временам очень неплохо. Бабушка Домна всегда вставала раньше всех и готовила завтрак. Основной продукт – запеченный в печи картофель с коричневой корочкой. К картошке, когда заканчивались свежие овощи с огорода, подавали похлебку. Первым за стол садился дед Павел. Возле него непременно должна была лежать его трофейная ложка из нержавейки. Дед первый клал себе в тарелку несколько картофелин. Затем брали и все остальные. Ленечке обычно накладывала еду мама, но он знал, что дед обязательно оставит для внучка самую загорелую картофелину. В миску с затирухой ложки опускали по очереди, вслед за дедом, ожидая, пока он зачерпнет первым. Кроме картошки и затирки, больше ничего не было.