Зона поражения
Шрифт:
Широким шагом, развинченной походкой Рассольников направился к накрашенной матроне в сиреневом пеньюаре и сетчатых колготках, которые туго обтягивали ее полные ляжки. Кребдюшин предусмотрительно остался в дверях. Он безошибочно и задолго чуял опасность.
Заметив импозантного посетителя, едва он переступил порог, матрона вскочила с мягкого дивана, разбудив похожего на гориллу, дремлющего вышибалу. Поправила свой кружевной пеньюар, слегка обнажив идеально выправленную грудь, и стала прихорашиваться: одним движением взбила пену гуталиновых волос, распушила метелки ресниц и стремительно
Археолог смотрел на ее жалкие ухищрения, но не почувствовал ни жалости, ни отвращения. Матрона не существовала для него. В этом пропитанном вожделениями зале существовала только она, дрянная девчонка с тающим мороженым.
— Рада вас видеть, кабальеро, — попыталась найти верный тон хозяйка салона. От ее плотоядной улыбки у Платона мурашки побежали по хребту. Казалась, она готова живьем съесть нового посетителя. — Вы ведь здесь впервые… Чем могу служить?
— Здравствуйте, хозяюшка, — Рассольников постарался не ударить в грязь лицом и галантно поцеловал ее пухлую ручку. От его ответной улыбки вспыхнули золотыми бликами хрустальные бокалы на низких столиках с резными тумбами. — Послужите мне, пожалуйста, рюмочкой ядреной текилы и юной кралей с дыханием свежим, как Цветок ландыша.
Платон сам от себя не ожидал подобного сладкословия. А на сияющее благожелательностью лицо матроны наплыла тень: этакое облачко легкой озадаченности. Археолог сходу загнал ее в угол. Как видно, текилой в «массажном салоне» даже и не пахло.
— У нас пьют французское шампанское, — с чуть поблекшей улыбкой произнесла хозяйка. — Можно послать в бар…— Уверенности в ее голосе не было.
— С текилой там столь же туго, — развел руками Платон. — А как насчет крали? — Он игриво подмигнул матроне.
«Ну уж этого добра…» — сказала ее круглая напудренная физиономия.
— Вы небось уже кого-нибудь присмотрели, кабальеро?
— Само собой, хозяюшка. Вот только…— Он кивнул в сторону косицеголового, который заигрывал с красоткой, и добавил совсем другим, строгим голосом: — Странно, что у вас позволяют отвлекать девочек от работы. — Археолог грозно сдвинул брови, чтоб никто не усомнился: клиент не шутит.
— Пойду узнаю, кабальеро. — Матрона мелкими шажками устремилась к занятому парочкой столику. — Он сказал, что присматривается, сделал заказ, — на ходу оправдывалась она. — Это солидный клиент…
— Солидный…— с сомнением протянул Платон. — Ну уж не сиятельнее меня, графа Платона Рассольникова.
Хозяйка подошла к обладателю рыжих косичек и, обняв его за могучие плечи, что-то зашептала ему на ухо. Тип повернул к археологу голову, и тот обмер. Перед Платоном был Адриан Папаиоану. Тот самый, что пытался убить его на Гее-Квадрус и был застрелен Непейводой. Или его брат-близнец. Или клон. Лишь с двумя отличиями от покойного агента: рыжим цветом волос и замысловатой — бабьей, как считал археолог, прической.
Папаиоану глянул на Рассольникова исподлобья, глянул — как из бластера пальнул. Узнал, стало быть… Матрона не заметила, каким взглядом «солидный» клиент одарил «сиятельного», и принялась расхваливать других своих работниц. Адриан упрямо качал головой, и тогда хозяйка предложила выгодную сделку:
— Берите двух по цене одной. — По ее мнению, отказаться было невозможно.
— Я предпочитаю одну по цене двух, — ответил Папаиоану.
Археолог хотел было вынуть из петлицы цветок кактуса, но передумал. Элегантным движением он снял белоснежный пиджак и кинул его на руки возникшему из воздуха кибергардеробщику. А тросточку свою он отдавать не стал. Со свистом крутанув ею в воздухе, он начал медленно приближаться к своему противнику.
Адриан Папаиоану привстал со стула, отстранил повисшую на нем матрону. Выпрямился во весь рост, выпятил колесом грудь (доселе выпячено было лишь его пивное брюхо) и начал снимать замшевую курточку. Она у него была вся увешана кисточками из лошадиных волос и усеяна начищенными медными бляхами. Под курточкой обнаружилась голубая джинсовая рубашка и белый платок на шее. На Адриане были коричневые джинсы с кожаными вставками, там где тело соприкасается с седлом, и невысокие сапоги со шпорами-колесиками. Кожа была натуральная и потому страшно дорогая. Этакий ковбойский стиль, принятый в Союзе Рио-Гранде и в Нью-Техасе.
— Прошу прощения, милейший, — усмешливо обратился к Папаиоану Рассольников. — Не вас ли я утихомирил на Гее-Квадрус месяц назад? — Скользнул взглядом по двери.
Кребдюшина Капоте и след простыл.
— Не бывал-с. А не вы ли в одних трусах удирали из борделя на Сан-Виценцо? — в тон ему ответил Адриан и в некоем подобии улыбки ощерил острые зубы.
Об этой печальной истории, произошедшей пят лет назад, знали единицы: охотники за кладами из банды Семирука, что обложили Платона в тот пыльный вечер, да дюжина тамошних путан. Такая осведомленность лишний раз подтвердила: тут нет удивительного совпадения. Этот парень имеет самое прямое отношение к покойному Адриану Папаиоану. А значит, и к его странной нелюбви к черным археологам.
Матрона, прижимаясь к стене, бочком-бочком пробиралась к своему единственному защитнику — вышибале. Для нее подобные ссоры были не внове. Вышибала встал в боевую стойку и вращал головой, переводя взгляд с одного бойца на другого. Ждал приказа. А девочка, из-за которой разгорелся весь сыр-бор, горящими от любопытства глазами следила за происходящим. Небось придет в неописуемый восторг от первого же обмена ударами.
— Не соблаговолите ли послушаться мадам? Она предложила вам богатый выбор, — поигрывая тросточкой, произнес Платон. Он по привычке давал сопернику шанс. Намек предельно прост: еще не поздно дать стрекача, сохранив видимость лица.
В руке Адриана невесть откуда появилась плетка-семихвостка с молекулярными лезвиями на концах. Одним взмахом такой «игрушки» можно до кости располосовать человеку лицо и выбить глаза.
— Я уже нашел себе киску, — весело произнес Папаиоану. — И я не стану преследовать вас, если вы решите покинуть эту обитель добродетели, — сделал он ответное предложение.
Теперь формальности были соблюдены. Можно начинать.
Археолог почувствовал приток адреналина и произнес торжественно— так, как говорили его славные предки: