Зона поражения
Шрифт:
— Я не поняла, он сказал — была перестрелка? — спросила Зоя.
— Вообще-то здесь случается, и постреляют немножко. По собакам бьют, по кошкам… После аварии все кошки вроде вымерли, а теперь опять откуда-то народились… Бывает, и по людям. Здесь если долго кто работает, то обязательно с ума сойдет. А разве это нормально, чтобы сумасшедшему в руки огнестрельное оружие давать?
— И у вас есть оружие?
Выплыла вдалеке и так же быстро приблизилась надпись:
«Внимание! Повышенный радиационный фон».
— Нет, — добродушно отозвался водитель. — Не держу. Какой толк от него… Только себе повредишь.
Надпись осталась
Но Дмитриев думал теперь совсем о другом. Утром, когда оформляли документы, Макар Иванович, сидя рядом с Зоей на банкетке в приемной, задал ей несколько заранее приготовленных неприятных формальных вопросов. Он до сих пор не понимал, как ему это удалось сделать, как язык повернулся. Но Зоя ответила даже охотно, она нервничала, она очень боялась, что не удастся оформить ее проезд в Припять, и была, пожалуй, даже чересчур откровенна.
Из ее ответов получалось, что у Зои была причина для посещения Припяти. Вот уже почти месяц, как она сама решила пробраться в зону. Сразу бы поехала, но возможности не было, и неожиданное предложение оказалось к месту. Из сбивчивого рассказа не сразу удалось понять, зачем именно ей нужно в Припять. Целостная картина у Дмитриева сложилась только после ряда наводящих вопросов.
Оказалось, что в мертвом городе прячется женщина, ее подруга Татьяна. Вот уже три недели, невидимая патрулю, она переходит из дома в дом, питаясь консервами. Муж Татьяны Борисовны (так звали эту женщину) также, как и муж Зои, был пожарником и также скончался через несколько месяцев после катастрофы в московской клинике. Именно там, в клинике, женщины, ожидая смерти своих мужей, по-настоящему и сблизились. Но горе Зои было ничтожно по сравнению с горем Татьяны.
Вернувшись в Киев, они почти не встречались, а через общих знакомых Зоя вскоре узнала, что Татьяна Борисовна похоронила двух своих детей. У нее были мальчик и девочка восьми и десяти лет, оба попали под первый выброс.
Каким-то образом эта сумасшедшая женщина проникла в город. Зоя утверждала, что Татьяна умудрилась ей даже оттуда позвонить по телефону. Это было совсем недавно, несколько дней назад. Как-то удалось ей подсоединиться. Сперва разговор был несущественный, пустой, бабский. Татьяна плакала в трубку, путалась, говорила о каком-то спрятанном в зоне контейнере, о том, что два зека ее изнасиловали и хотели зарезать, а потом она вдруг призналась, что вокруг нее очень хорошие люди, что ее здесь любят и берегут. Больше Зоя ничего не добилась.
Обращаться к властям глупо. Решила сама как-то. Нужно же человека вытащить оттуда. Жалко человека.
Теперь, покачиваясь на теплом сиденье, Макар Иванович прокручивал в памяти рассказ.
«Если это действительно так, — думал он, — если мне удастся найти эту сумасшедшую Татьяну, получится сенсация. Только нужны документальные подтверждения. Лучше всего ее найти и вывезти из зоны, минуя власти. Вывезти и сразу связаться с редакцией. Странная история с контейнером. Есть совпадения. Не тот ли это контейнер, о котором говорил Паша. Ведь вполне логично. Антонов, бывший сотрудник АЭС. Спрятал, а потом хотел вернуться и забрать. Как мне в голову раньше не пришло?! Вся эта дичь с налетами на шлагбаум и перевоплощениями трупов вполне может быть связана с утечкой радиоактивного сырья. — У Дмитриева даже настроение улучшилось от развития собственной идеи. — Без сомнения, — думал он, — эта женщина, Татьяна Борисовна, — тоже каким-то образом связана с моим разговорчивым покойником. Один узел! Все концы уже торчат, только развязать осталось».
Короткий шлагбаум лежал, наверное, в метре от своих железных рогаток. Машина остановилась. Где-то внутри будочки звонил телефон. Выстроившись в шеренгу, стояли сразу несколько грузовиков. Но обычной шоферской ругани что-то не было слышно. Макар Иванович сделал знак Зое, чтобы та оставалась на месте, и вышел из машины. Не сделав и двух шагов, он был остановлен автоматчиком.
— Подождите в машине! — хриплым голосом попросил тот, поднимая ствол. Это был совсем мальчишка — пушок над дрожащей губой, — похоже, и не брился ни разу в жизни, на вид не больше восемнадцати лет. — Нельзя выходить! — вдруг смутившись, забубнил он. — Запрещено! Запрещено!
Макар Иванович только посмотрел на него. Мальчишка насупился и отступил. Макар Иванович с любопытством разглядывал шлагбаум, разрисованную в две краски чугунную перекладину, такую можно было поднять только автоматически. Балка была отброшена метра на два от своих рогаток, из вывороченного щитка торчали обгоревшие провода. Укрепленный сверху большой прожектор сиял, отражая солнце, — стеклянная паутина. Он был прострелен. Рядом с балкой, неотчетливое на оттаявшей и уже высохшей земле, прочитывалось большое пятно. Так могло выглядеть пятно крови, если на этом месте, например, самосвал раздавил крупную собаку. Слишком большое.
Проверяли машины три милиционера. Солдаты только бродили вокруг, подволакивая ноги в несоразмерных тяжелых сапогах. К мальчику с автоматом прибавилось еще несколько подростков в одинаковых брезентовых плащах. Они выглядели комично: маленькие стриженые головы, торчащие из складчатых капюшонов, автоматы в тоненьких замерзших руках, кривые улыбочки, печальные глаза. Вероятно, после перестрелки их пригнали сюда из какой-нибудь близлежащей воинской части.
— Подождите! — крикнул милиционер, спрыгнув с кузова грузовика. Одетый в черный полушубок без шапки, милиционер выглядел усталым и напуганным. — Подождите своей очереди. Не нужно выходить из машины.
— Все нормально! — сказал Дмитриев, возвращаясь на сиденье. — Но придется нам, я так понимаю, минут сорок еще потерпеть!
11
Без неприятностей не обошлось. Велев отогнать машину назад к предыдущему посту, Макар Иванович сидел на скамеечке для задержанных. Разглядывал ярко освещенный город за окном и думал, что, конечно, водитель был прав, надо было проклятую шубу бросить где-нибудь в лесу, закопать в конце концов, можно глубоко закопать. Идея положить неприятную вещь на место была хорошей. Но не стоит она серьезных неприятностей.
Шестнадцатиэтажная башня стояла совсем рядом с пропускным пунктом, и он сосредоточился на здании. Башня казалась какой-то ненастоящей, сделанной из высокой серой фанеры, впрочем, как и вся улица справа от нее. Башня была мертвой. На одном из балконов ветер развевал какие-то цветные тряпки, развешанные на бельевых веревках. Может, хозяйка постирала их перед самым взрывом, а потом они так и остались висеть навсегда. Веревки должны были сгнить за столько лет, наверное, тряпки висели на нейлоновых струнах и были прихвачены жесткими металлическими прищепками.