Зона приема
Шрифт:
Это Зона смеялась над ним.
– Зоне – почтение, сталкеру – прощение… – шептал Кот старый заговор.
Это Шаман его научил. Шаман вообще всему научил его, мальчишку, искавшего острых ощущений в Зоне. По сути он спас его, увел с дорожки, неизбежно ведшей к гибели. Потому что сталкер – это не тот, кто в Зону лазит, сталкер – тот, кто уважает и понимает Зону. Потому что Зона – это сила, мощь, неподвластная людям, за все эти годы так и не исхоженная и совершенно не понятая. Сам Шаман тоже признавался, что не понимает этой силы, обрушившейся на Землю
Он, Кот, навсегда помечен Шаманом особым «клеймом» – наколкой в виде медвежьей лапы на плече. Конечно, не медвежья это лапа – это след шатуна, оберег, который с ним неразлучен. Может, оттого шатун до сих пор не убил его?
…Кот продолжал грести, уже зная: стоит ему остановиться, уснуть – и больше он не проснется.
Как не проснулся однажды Шаман, поплатившийся за собственную исключительность. Есть люди, которые считают Зону чем-то вроде гигантского склада, дойной коровой для удовлетворения страсти к наживе. И даже неизбежная гибель не останавливает алчных охотников за хабаром. Да и сам он – далеко ли ушел от этих людей? Зона для него – такой же источник дохода, как и для всех остальных.
Только вот сейчас она его единственный шанс на спасение.
– Зоне – почтение, сталкеру – прощение…
Рассвет наступил так же внезапно, как до этого пришла тьма. Солнце быстро взошло за спиной. Могло показаться, что он с колоссальной скоростью двигался на восток. Так «ускоряется» время, когда пересекаешь на самолете несколько часовых поясов. Нет, не на самолете – на космической станции, где-то на высокой орбите. Он видел по ящику, как ползут за иллюминатором космического корабля огромные расстояния. Только сейчас все было быстрее, ощутимее, ярче. Кот чувствовал, как через него протекают колоссальные массы пространства. Это пугало и причиняло боль. Но что-то внутри подсказывало: нет иного способа отыскать Остров.
– Что такое? – глухо произнес Шевцов, открывая глаза. Огляделся, пытаясь сообразить, где находится. Небось ему тоже что-то странное приснилось.
– Да все то же, – продолжая грести, отозвался Кот. – Море…
Контрразведчик быстро пришел в себя, размялся несколькими отработанными движениями, встал на колени, оглядывая пространство.
– Суши не видать, – сообщил он. – Давай я погребу.
Сталкер покачал головой:
– Нет. Пока я двигаюсь – я живой. Перестану – мне крышка. Да и не догребешь ты до моего Острова.
Шевцов пронзительно поглядел на него, но спорить не стал. На носу тем временем заворочался Аким. Он дергался, невнятно вскрикивал. Тоже, бедняга, свои кошмары смотрит.
Это Море, здесь по-другому не бывает. Оно грубо копается в человеческих мозгах, как патологоанатом, потрошащий покойника. И нет никаких гарантий, что, вырвавшись из его лап, ты на всю жизнь не останешься
Развалившись поудобнее, Шевцов сказал:
– Интересно, с кем все-таки разговаривал парнишка по рации? Это действительно фантом?
– Может, и фантом, – равнодушно отозвался Кот. – А может, действительно он сам и был.
– Это как?
– А я почем знаю? Ты ведь иногда сам с собой разговариваешь?
– Бывает. Но то – мысленно.
– А то – по рации. В чем разница-то?
– Разница все-таки есть. Если я стану сам с собой разговаривать по рации, то меня от службы отстранят. А то и на принудительное лечение отправят.
– А ты никому не рассказывай, – посоветовал Кот. – О том, что в Зоне происходит, вообще не стоит говорить там, в Большом мире…
– Тихо! – прервал его Шевцов. – Чувствуешь?
Кот чувствовал: гладкая поверхность Моря перестала быть гладкой. Пошла волна. Не мелкая, рваная, какая бывает на маленьких водоемах, а широкая, почти океанская. Лодку медленно подымало и так же плавно опускало, и с каждым таким циклом амплитуда волны становилась все больше.
– Уж не шторм ли накатывает? – предположил Шевцов. Выглядел он спокойным, но повода для спокойствия становилось все меньше. – Как, вообще, в этих местах со штормами?
Вопрос прозвучал дико. Никогда еще не приходилось слышать, что кого-то укачало на волнах Новосибирского водохранилища. Правда, с тех пор как эти места захватила расползавшаяся Зона, многое могло измениться.
Во сне закричал Аким – протяжно, страшно. От такого крика обычно просыпаются. Но парень продолжал выть и кричать с закрытыми глазами, скрючившись на дне носовой части суденышка. Бросив весла, Кот подобрался к нему поближе. Ухватился за ворот и принялся трясти, пытаясь разбудить. Аким, зажмурившись, продолжал жутко кричать прямо ему в лицо. Он будто боялся раскрыть глаза и увидеть реальность.
– Проснись! – кричал ему Кот.
Швырнув друга обратно на дно, он принялся хлестать его по щекам. Никакой реакции. В отчаянии зачерпнул за бортом этого странного холодного «киселя» – и плеснул Акиму прямо в лицо.
«Кисель» отвратительной медузой сползал к подбородку Акима, заползая ему в глаза, нос, рот… Аким кашлянул, обдав сталкера липкими брызгами, распахнул глаза, уставился на друга с изумлением.
– Ну вот, кошмар кончился – произнес Кот. – И чего было орать?
Аким поглядел на сталкера долгим взглядом, моргнул.
И вдруг бросился на него, повалил и стал душить холодными цепкими пальцами. Сталкер вяло сопротивлялся, но у него практически не осталось сил даже на то, чтобы обматерить безумца.
Шевцов бросился было на помощь, но его вдруг швырнуло назад: лодка взлетела на огромной волне – и тут же ее бросило в темную пропасть между свинцовыми валами.
Начался шторм. «Радужность» поверхности сменилось мрачным фиолетовым оттенком. Лодку качало, швыряло, но брызг от этой тягучей массы почти не было. И оттого происходящее обретало еще более жуткий, инфернальный оттенок.