Зона Топь
Шрифт:
— Гена-а, Маша хочет к тебе на день рождения, а ты ее не пригласил!
— Я не хочу! — почти прокричала я и увидела глаза Геннадия, как будто его обидно ударили. — То есть хочу, но мне же домой надо. У тебя когда день рождения?
— Через два дня, в субботу, — тихо сказал Гена, и от его голоса у меня сладко заныло в груди. — Пойдем, времени мало, после обеда мне опять в Зону ехать.
Неожиданно Аринай подмигнула мне и сжала руку в кулак, выражая поддержку.
Я улыбнулась в ответ и поспешила за Геной по узкой тропинке.
— Как там
— Спит. Не разговаривай на морозе. — Он оглянулся в момент, когда я, поскользнувшись в валенках, хлопнулась попой в сугроб. Гена взял меня за руку и потащил за собой. — В медпункте все расскажу.
Я шла, чувствуя руку Гены, и мысли мои были абсолютно грешными.
«Маня, ты утром себя в зеркале видела? За сутки ты мало изменилась. — Обрадовал меня болотный внутренний голос. — Снимет он с тебя сейчас ватничек, затем куртку в разводах, после свитер, а потом футболку. И после всего раздевания толстого кочанчика увидит эластичные бинты, не смененные со вчерашнего дня. А под ними зеленовато-желтые разводы сходящих синяков в розовых следах от стягивающих бинтов. Душераздирающее, незабываемое зрелище!»
Медпункт отличался от других типовых деревянных домов поселка только вывеской над крыльцом.
При нашем приближении к дому на крыльцо выскочил молодой парень в зимней военной форме.
— Товарищ полковник, дом я протопил, полы помыл… — Парень докладывал, с любопытством поглядывая на меня. — Что будете заказывать на обед?
— Что будет в меню, то и съем. Ты свободен. Проходи быстрее, Маша.
Подталкивая меня в спину, Гена открыл дверь, одновременно спихивая с крыльца любопытного сержанта.
Я вошла в дом. То, что у Ани служит кухней и столовой, здесь было заставлено типичным медицинским оборудованием приемного отделения больницы. Была даже рентгеновская мини-установка.
Первым делом и я, и Гена сняли валенки. Что дальше делать, я не имела понятия.
— Раздевайся, я пока руки теплой водой вымою.
— Так у меня же гипс.
— Пуговицы расстегнуть сможешь.
Не споря, я справилась с пуговицами ватника и молнией куртки. Сложила их на пол, рядом с банкеткой, заправленной клеенкой и простыней.
Стащив с себя джинсы, я села на холодную простыню и разлепила липучки кроссовок. Кое-как справившись с ними, со штанами и носками, я втиснула ноги в кроссовки и покашляла, привлекая к себе внимание.
— А свитер и футболку я сегодня ночью не снимала, боялась замерзнуть.
— Встань и подними руки.
В белом халате и в домашних тапочках Гена смотрелся особенно привлекательно.
Стянув с меня свитер и футболку, Гена тут же стал скручивать с меня эластичные бинты.
Опустив глаза, я обнаружила на теле только следы бинтов. Синяков не было. Освобожденные, в розовых полосках груди нагло смотрели в стороны четвертым размером.
— Давай шлепай на рентген.
Гена не выдержал и хлопнул меня по попе. Я не возражала. У меня, в отличие
Сначала Гена сделал снимок груди, потом руки. Я дрожала от холода. Накинув на себя куртку, я сидела на банкетке и синела, замерзая.
Развесив сушиться два снимка, Гена бросил на меня раздраженный взгляд.
— Иди в комнату, вон туда, там натоплено.
Комната «вон туда» оказалась… спальней. Я, наплевав на приличия, тут же залезла под одеяла и дрожала, ожидая, когда по телу пойдет тепло.
Нет, не может быть никакого плана соблазнения в действиях Гены, нет. Он привык к терпеливости военных, а тут я — тепличная женщина. Пожалел, как друга. Он вон какой харизматичный, да ему только до города доехать, любая баба его будет… А вдруг?
Вдруг я еще как женщина привлекательна? Согласна ли я буду? Почему «буду»? Я уже вся согласная. Нет, он на меня смотрит только как на подругу Ани. То есть друг моего друга мне друг. И не больше. А жаль. После ночного рева я навсегда распрощалась с Кириллом и стала свободной. Лечение, что ли, на меня так действует?
Хочется Гену, честно и откровенно — хочется. А не получится. Не реагирует он на меня как на женщину, хоть ты тресни.
Гена вошел в спальню, держа в одной руке влажные рентгеновские снимки в железных рамках, а в другой мои вещи. Вещи положил на стул и сел рядом со мной на кровать.
— Вот смотри.
Я тупо уставилась в свое черно-белое нутро на снимке. Понимала бы чего.
— Гена, куда смотреть-то? Ты мне пальцем покажи.
— Смотри. Ребра у тебя срослись лучше, чем ожидалось. Бинтовать тебя больше не буду. А вот с рукой, вот видишь? — Гена стучал пальцем по второму снимку, а я впитывала запах почти незнакомого мужчины, и он мне нравился. — Видишь, здесь фаланги срослись, но я бы еще денька два подождал, а после бинтовал бы неделю, для контроля.
Еще раз посмотрев на снимки, я перевела взгляд на лицо Гены, на его небритый подбородок, на губы, на крепкую загорелую шею. Голова «отъехала», захотелось поцеловать Гену. Еле сдержалась.
Хватит! Все я да я первой начинаю. Или я не настолько мужчинам нравлюсь, как другие женщины, или у меня терпения не хватает, когда они свою инициативу проявят.
Но сейчас я сжала в руках одеяло, натянула на себя до шеи, тряслась от желания, но терпела.
Видимо, у меня изменилось лицо. Гена как-то странно на меня посмотрел, отложил снимки и протянул к моему лбу руку.
— Ты чего, болит что-нибудь?
— Голова кружится.
Потрогав лоб, Гена пожал плечами:
— Температуры нет.
И тут я дала слабину, не выдержала, поцеловала его в ладонь.
И все… Его рука переместилась с моего лба на шею, легко выдернула одеяло из сжатых кулаков, дотронулась до груди. Губы проделали тот же путь по моему телу.
Его вторая рука расстегивала халат, военную рубашку. Я стала ему помогать.
Через минуту я лежала на диване, прикрытая только Геной и гипсом на левой руке.