Зона зла

Щелоков Александр Александрович

Верочка ни на миг не сомневалась, что Лукин все продумал и ошибок быть не может. Она полоснула ножом по нейлону. Лезвие рассекло волокна мягко, словно то был пластилин. Отрезок шнура упал ей на плечо.

– Готово.

– Осторожно подай мне руку.

Лукин протянул навстречу Верочке крепкую ладонь. Она дотянулась до нее, и пальцы обеих рук сцепились в плотный замок.

– Теперь прыгай ко мне.

Верочка напружинила ноги, оттолкнулась от скалы и бросила тело в сторону Лукина. Тот прижался спиной к стене, быстро подхватил Верочку обеими руками и прижал к себе. Их сильно болтнуло, но крепкий трос

удержал обоих. В тот же миг в щели отвратительно, будто ножом по стеклу, заскрипел камень. Трудно сказать, что помогло глыбе добиться своего, но она вырвалась из зажимавших ее тисков и полетела вниз, сметая все, что попадалось ей на пути. Гул сорвавшегося камня покатился по ущелью. Долетев до дна, обломок ударился о монолит подошвы, ухнул и взорвался как пушечное ядро. Вслед за глыбой вниз посыпалась масса мелких камней и щебенки.

Лукин крепко прижимал Верочку к себе. Она подняла к нему голову. Он увидел ее глаза – широко раскрытые, полные доверчивости и восторга.

– Выйдешь за меня? – спросил Лукин неожиданно.

– Нет. – Она заулыбалась. – Иначе ты меня выпустишь.

– Почему?

– Кто тебя знает. – Верочка поцеловала его в щеку. Быстро, по-братски, едва коснувшись губами колючей щетины. Шепнула едва слышно: – Не выпускай, ладно?

К вечеру следующего дня группа вышла в район, где, по их предположениям, располагалась база «Зелена песница».

Акт восьмой

Олень, вышел из зарослей, прорвавшись грудью через кусты орешника, и настороженно замер. В тот момент он походил на скульптуру, отлитую из меди. Должно быть, стоять, не двигаясь, не производя шума, умеют только звери. Лишь раздувавшиеся ноздри свидетельствовали, что олень пытается угадать, не тянет ли откуда-то духом опасности. Однако легкий ветерок, едва шевеливший листья деревьев, дул на человека. Олень, будто желая ударить копытом о землю, приподнял левую переднюю ногу и опять застыл, не решив, повернуть ему назад или бежать вперед.

Не делая резких движений, Лукин приподнял автомат и выстрелил. Оружие дернулось в его руках три раза. «Хеклер и Кох» умел считать патроны. Олень приподнялся на дыбки и тут же, потеряв равновесие, рухнул на бок. Задушенные глушителем, выстрелы не разбили дремотной лесной тишины. Все еще держа автомат наготове, Лукин приблизился к добыче. Это был олень легкого изящного сложения ржаво-коричневой масти с белесым брюхом, короткой мордой, большими ушами. На рожках Лукин насчитал по четыре отростка.

Подошел Крюков. Взглянул на трофей.

– Косуля. Это ты ладно. Устроим пир.

Охотничья удача Лунина искренне обрадовала Крюкова. Он еще ранее решил на пятый день рейда дать группе суточный отдых. Они, если измерять масштабами равнины, прошли совсем немного – каких-нибудь пятьдесят километров. Но у гор свои мерки. Коли учесть, что за это время пришлось принять две огневые стычки (называть их боями Крюков не собирался), то объективно следовало признать – люди устали. Теперь к отдыху располагали два обстятельства: богатая добыча и близость конечной цели. Атаковать объект следовало хорошо отдохнув и собравшись с силами.

Для стоянки выбрали глухое место в чаще леса. С двух сторон его прикрывали глубокие овраги, пропоротые в теле земли потоками, стекавшими с гор после ливней. С третьей – ручей Смочни Точак –

Вкусный Ключ. На площадке среди буков лежали обломки скал, покрытые зеленоватыми лепехами лишайников. Судя по многим признакам, люди в эти места давно не забредали. Определив каждому позицию на случай обороны, Крюков разрешил заняться хозяйственными делами.

В первую очередь все спускались к ручью и мылись, раздеваясь до пояса. Верочке это удовольствие предоставили первой. Потом Демин и Мишин собирали сушняк для костра и таскали его к месту стоянки. Крюков и Лукин занялись очагом. На дне оврага они выложили камнем квадрат. Над ним соорудили крышу из веток с листьями, а с двух сторон поперек оврага поставили два плетня. Это позволяло прикрыть огонь от случайного наблюдателя и не давало дыму возможности подняться над лесом.

Покончив с маскировкой очага, Крюков принялся свежевать оленя. Лукин, присев на камень, достал нож и стал готовить костер. Сперва он настрогал тонкой стружки, затем наколол лучинок, сложил их в очаге шалашиком и начал обкладывать растопку сушняком. Для того чтобы поджарить мясо, нужно не открытое пламя, а горячие угли. Их предстояло нажечь в достаточном количестве.

К Лукину подошла и села рядом Верочка. Продолжая строгать щепу, Лукин спокойно, как говорят об обычном и уже окончательно решенном деле, сказал:

– Если все здесь обойдется и мы вернемся, знаешь, что я сделаю первым делом?

Верочка повернула голову в его сторону, вскинула глаза, посмотрела на него, но промолчала.

– Значит, не догадываешься?

Она усмехнулась, но опять не ответила.

– Ладно, не стану играть в шарады. – Лукин на миг перестал строгать. – Я куплю московского патриарха, и в Елоховском соборе мы бабахнем венчание. С торжеством и пением.

Верочка склонила голову набок, подвернула ступню правой ноги так, чтобы видеть подошву кроссовки. Ковырнула пальцем резину.

– Не пойму, рвется, что ли?

Сказала и отошла. Лукин посмотрел ей вослед, достал зажигалку. Желтый огонек лизнул стружку. Пламя весело вспыхнуло и как живое побежало по лучинкам. Сев на мшистый камень, Лукин едва успевал подкладывать сушняк, который натаскали старательные Демин и Мишин. Хоть и невелик вначале костер, но огонь всегда бывает голоден и потому чрезвычайно прожорлив. Глотая слюну ожидания, Крюков нарезал из прутьев орешника шомпола и стал нанизывать на них куски сочного мяса. Вскоре в воздухе ощущался дурманящий запах шашлыка.

– Ребята, вы обо мне не забыли?

Голос Верочки прозвучал сиротски, и все бы в других условиях рассмеялись, но здесь себе такого позволить никто не мог.

– Нет, госпожа. – Крюков был предельно галантен. – Мужчины только после вас.

И эти слова вызвали дружный смех. Крюков сам совсем недавно рассказал им историю, как родился обычай вежливо пропускать женщину вперед и при этом медоточивым голосом повторять: «Только после вас, мадам. Только после вас».

Галантность родилась от предосторожности. В эпоху знаменитых Борджиа, интриганов и стяжателей, во дворцах итальянских вельмож убийца мог пырнуть неугодного хозяевам гостя стилетом в живот из-за любой портьеры, прикрывавшей дверной проем. Оберегая себя, мужчины стали проявлять небывалую предупредительность и предоставляли женщинам почетное право двигаться впереди…