Зоосити
Шрифт:
— Нет здесь никакого телефона, дамочка. Давай вали отсюда! — говорит Желтоглазый.
— Верните хотя бы SIM-карту! Она мне дорога.
— Сколько? — спрашивает девушка.
— Заткнись, Буси! Заткнись! — шипит парень постарше, и Буси болезненно кривится, как если бы он ее ударил.
— Двести рандов, — предлагаю я. — Триста, если вместе с телефоном.
— Четыреста!
— Идет. — Я расстегиваю бумажник, стараясь не показывать им, сколько там денег, достаю четыре сторандовые купюры и зажимаю в пальцах.
— А если мы их просто отберем, а? Что нам помешает? — Буси ухмыляется и осторожно подходит ко мне.
— Я.
В
— Ты что, ниндзя? — спрашивает Поганец, криво ухмыляясь.
— Хочешь это выяснить? Хочешь узнать, какое у меня шави? Какой мути я только что купила на рынке?
— Пятьсот рандов! — визжит Буси, и Поганец бьет ее тыльной стороной ладони. Буси хнычет и злобно косится на меня, как будто я в этом виновата. Может, я действительно и виновата. Существо, которое шуршит и шаркает в пещере, на миг замирает, а потом снова начинает метаться. По брезенту хлещет дождь.
— Я предлагаю вам деньги. Не хотите — как хотите. Цена неплохая! — Я размахиваю синими купюрами; Желтоглазый пытается выхватить их, но промахивается. — He-а. Сначала телефон. И пусть тот, кто там шаркает, выходит сюда, чтобы я его видела!
Поганца мои слова как будто изумляют. Он хлопает себя по ноге, как будто зовет собаку, и из темноты, ковыляя на трех лапах, появляется Дикобраз. Шурша иглами, Дикобраз осторожно, почти нежно тычется Поганцу в колено своим пятачком. Из его пасти свисают толстые нити слюны. Глаза у него скучные, стеклянные. У Дикобраза нет задней лапы. Обрубленная культя не заживает; она воспалена, на шерсти видны запекшаяся кровь и гной. От Дикобраза воняет сыростью и гнилью, как из трещины в бетоне, откуда он выполз.
— Что ты сделал со своим зверем?
— Цена неплохая, — вкрадчиво говорит Поганец, передразнивая меня. — Хочешь? Можем тебе хорошо заплатить за твоего Ленивца! Он ведь редкое животное, да? Начнем с пальца… или задней лапы.
— Можно и с передней. — Все больше смелея, Буси бочком-бочком пробирается вперед. — Ты ничего не почувствуешь… даже не заметишь!
Дикобраз смотрит на меня глазками-бусинками, и я, несмотря ни на что, несмотря на «Сан-Сити», начинаю медленно пятиться. Черт с ним, с телефоном! Куплю другой… на деньги Оди. Поганец успевает перегородить мне выход. На улице дождь хлещет в полную силу; из-под брезента кажется, будто снаружи ревет целый стадион болельщиков. По бетону стучит град. Поганец достает из кармана отвертку с заточенным концом. Отвертка грязная; если вас ранят такой штукой, столбняк станет меньшим из зол. Мне доводилось видеть раны от таких заточек. Одной налетчице в тюрьме подружка проколола почку. Несчастная умирала несколько недель от заражения крови.
— Куда же ты? Побудь с нами, красотка! — Поганцу приходится кричать, потому что дождь заглушает слова.
— Надо было заранее предупредить о вечеринке — я бы торт захватила, — отвечаю я. Разжимаю пальцы, купюры падают на землю. Я рассчитываю, что Буси бросится их подбирать и у меня появится несколько драгоценных секунд.
Так оно и выходит. Как только Буси опускается
Опустившись на колени, я ползу по туннелю мимо кучи одеял, от которых воняет дымом, потом и мочой; рукой ощупываю шершавый бетон. Не хватало еще заблудиться в подземных туннелях! Кроссовки хлюпают по жидкой грязи. Ни хрена не видно, зато слышно, как вдали плещется вода.
— Надеюсь, ты смотришь, куда мы ползем, — бормочу я, и Ленивец, который до сих пор пребывает в шоке, с трудом что-то пищит в ответ. Туннель должен скоро вывести нас к центральному коллектору. Там наверняка есть люки, и мы выберемся на поверхность. Главное — успеть добраться до люка до того, как малолетние паршивцы меня догонят.
Сзади слышатся злобные крики. Надеюсь, они не сразу поймут, куда я побежала — направо или налево. Надеюсь, они решат разделиться. Поодиночке с ними легче справиться. Я бреду наугад, пригнувшись. Кроссовки насквозь промокли — и не из-за того, что я попала в центральный коллектор, как мне кажется сначала. Просто из-за ливня в стоке поднимается уровень воды. Тем важнее для меня поскорее найти выход.
Ленивец встревоженно ворчит, но слишком поздно — мы подходим к краю крутого обрыва. Я соскальзываю вниз, лечу метра два и приземляюсь на край широкой ступеньки, больно ударившись копчиком. Впечатление такое, будто меня с размаху посадили на кол… Не могу дышать. Рядом хнычет Ленивец; он хочет, чтобы я поскорее встала.
Я лежу на ступеньке лестницы, которая уходит вниз, во мрак. Ступеньки наклонные. Задрав голову, замечаю, что сверху стекают ручейки грязной воды. Наверху сводчатый потолок, как в соборе. Сбоку ярко, как солнце, светит лампочка; наконец, я замечаю узкий металлический трап, по которому можно вернуться к логову паршивцев. Но дотянуться до трапа невозможно; он гораздо выше той ступеньки, где лежу я.
Голоса приближаются. Откуда-то сбоку высовывается голова Желтоглазого. Он светит фонарем мне на голову.
— Вон она! Она здесь! — возбужденно вопит он. Я слышу чей-то приглушенный ответ, как будто кто-то говорит под водой. — Помогите мне! Помогите спуститься! — кричит Желтоглазый.
Ленивец щелкает мне в ухо, тянет меня за плечи, требует, чтобы я скорее вставала. Я неуклюже встаю на четвереньки, меня пронзает острая боль. Останавливаюсь только затем, чтобы выдернуть из лодыжки иглу дикобраза, а потом сползаю вниз — ступенька, еще одна…
Ступеньки становятся более пологими; вскоре я оказываюсь в главном коллекторе. Он шириной около метра; посередине течет вода. Сначала я пытаюсь идти по узкой «набережной», но цемент давно раскрошился и стал скользким от ила и слизи. Решив, что так дело пойдет быстрее, решительно шагаю в поток. Воды по бедра; она противно теплая, как будто в нее кто-то помочился. Сзади слышится плеск; понятия не имею, близко мои враги или далеко. Оглядываюсь, но сзади темно — ничего не вижу.