Зорге. Подвиг и трагедия разведчика
Шрифт:
— Да, да, вы совершенно правы. Я бы не перенес и недели такой жизни.
— Вам это и не грозит, — сказал Рихард. — А если и доведется когда-нибудь стать постояльцем отеля, то вряд ли вы испытаете те неудобства, с которыми я сталкиваюсь чуть ли не каждый день.
— Разве вас плохо обслуживают?
— Нет, прислуга безупречна, но что бы вы сказали, если во время вашего отсутствия кто-то постоянно копался в ваших личных вещах и даже не пытался скрыть этого?
— Это возмутительно! — воскликнул Мацукава. — Наша полиция полагает, что все чужеземцы — шпионы. Конечно,
— Вы очень обяжете меня, — проговорил Рихард. — Надеюсь, это вас не затруднит: ведь вы знакомы с нашим портье?..
— Почему вы думаете, что знаком? — искренне удивился Аритоми.
— Я видел однажды, как вы оживленно беседовали с ним, и подумал, что вы приятели.
— Вы ошиблись, дорогой Рихард, — сказал Мацукава, с трудом скрывая замешательство. И тут же добавил: — Я действительно заходил к вам в отель купить поздравительных карточек.
"Экспромт удался", — подумал Рихард. Теперь он и не сомневался, что встреча Мацукавы с портье была не случайна…
* * *
Он отстукивал у себя на машинке корреспонденцию для "Франкфуртер цайтунг", когда в дверях раздался звонок.
"Кто бы это мог быть?.."
На пороге стоял Мацукава.
— Вы? — изобразил удивление Рихард.
— И не один, — расплылся в улыбке японец. — Разрешите представить вам моего нового знакомого, Рихард-сан. — Он пропустил вперед стоявшего за ним европейца. — Это господин Лаптев. Игорь Владимирович Лаптев из России…
Зорге наклонил голову:
— Прошу, господа!
— Мы бродили неподалеку и решили зайти. Надеюсь, не очень помешаем вам? — оправдывался Аритоми.
Рихард достал рюмки:
— Что будем пить?
— Не знаю, как господин Лаптев, а я предпочитаю что-нибудь покрепче, сказал Мацукава.
Рихард откупорил бутылку джина. Внимательно оглядел спутника японца. Все молча выпили. Лаптев, казалось, был чем-то подавлен и до сих пор не проронил ни слова. Зато Мацукава болтал без умолку, рассказывая о том, что Лаптев недавно приехал из Маньчжурии, прежде работал в Харбине, бывал в Шанхае, а сейчас хотел бы устроиться в Токио.
"Не встречался ли я с ним в Китае? — насторожился Рихард. — Что означает этот нежданный визит?"
Мацукава с интересом оглядел номер, подошел к громоздившейся на столе стопке книг, которые Рихард накупил в токийском "Латинском квартале". Начал листать манускрипт по истории Японии.
Зорге и Лаптев остались за чайным столиком. Русский сам налил себе рюмку, залпом осушил ее и, бросив быстрый взгляд в сторону Мацукавы, неожиданно заговорил по-русски:
— Ах, господин Зорге, если бы вы только знали, как тяжело одинокому, бездомному человеку в этой проклятой стране! Пятнадцать лет назад я бросил свой дом в Омске и бежал в Маньчжурию подальше от всяких перемен, от революции. В Харбине женился, работал на железной дороге, все шло хорошо, пока не пришли японцы… Конечно, можно было бы вступить в какой-нибудь белогвардейский легион. Но я не хочу делать ничего плохого для своей родины, я не предатель, я хочу вернуться в Россию честным человеком. Помогите мне! — На глазах Лаптева навернулись слезы.
Рихард недоуменно-вопросительно посмотрел на Аритоми:
— Переведите-ка мне, что говорит этот господин.
Мацукава не откликнулся и продолжал сосредоточенно листать книгу.
Зорге подошел к нему. Повторил вопрос.
— Не надо, — остановил его Лаптев, говоря уже по-английски. — Мацукава вам не поможет.
— Что вы просили перевести? — повернулся к ним Аритоми.
— Ничего, кажется, мы засиделись и мешаем господину Зорге работать.
Они выпили еще по рюмке и распрощались. Запирая дверь, Рихард подумал: в чем, однако цель этого визита? Еще одна проверка?
Но он прекрасно понимал, что и эти наивные шпики на улицах, и грубоватая "работа" Мацукавы — лишь часть общей слежки, которая организована за каждым иностранцем. Достаточно неосторожного слова, шага, одной расшифрованной радиограммы или перехваченной со связником "оказии" и все рухнет в один миг: кемпэйтай и токко изощренны и хитры. Поэтому под видом непринужденности и беспечности — осторожность, осторожность и еще раз осторожность! Рассчитывать свои действия на десять ходов вперед, предугадывая каждый очередной ход японской контрразведки.
Настороженность не оставляла его теперь ни на минуту.
"Соловьиный пол"
Когда Рихард в очередной раз наведался в посольство, там в холле его ожидал сюрприз.
— Дорогой друг, рад, что мы опять встретились! — Навстречу ему шел Ойген Отт. На плечах его мундира красовались новенькие погоны полковника.
— О, с повышением! — приветствовал его Зорге.
— С двойным: я вернулся сюда в ранге военного атташе посольства, — не скрыл удовольствия Отт и многозначительно добавил: — Наша работа произвела наверху впечатление.
— Буду рад помогать вам и впредь, — сказал Зорге.
Для себя же он с удовлетворением отметил: расчет на "серую лошадку" оказался правильным. Впрочем, он предвидел такой ход событий: при Гитлере кадровые военные будут приобретать в дипломатическом аппарате все больший вес. Правда, Берлин мог направить Отта в другую страну. Что ж, надо и в дальнейшем помогать ему в его продвижении по служебной лестнице.
Расположение и доверие полковника к корреспонденту "Франкфуртер цайтунг" неуклонно росли. Через некоторое время Зорге уже передавал в Центр:
"Когда Отт получает интересный материал или сам собирается что-нибудь написать, он приглашает меня, знакомит с материалами. Менее важные материалы он передает мне на дом для ознакомления. Более важные секретные материалы я читаю у него в кабинете".
Став военным атташе и, по-видимому, заручившись чьей-то надежной поддержкой в Берлине, полковник держался уже не так тихо и скромно, как раньше. Наоборот, он ступал по коридорам посольства громко, словно на плацу, фигура и выражение его лица приобрели резкость, губы то и дело кривила высокомерная усмешка.