Зори над Русью
Шрифт:
Из глубины возка выглянул Володя, закричал:
— Али ты забыл, как сей отрок к вам в Суздаль пожаловал? Тряхнули мы тогда князя Дмитрия Костянтиновича. Али в Суздале у вас память не крепка? Забыли?
— Помнят, — неохотно ответил гонец, поворачивая коня вслед за санями.
Далеко за полночь Семен Мелик с князем Владимиром да с послом добрались до Троицы. Там, несмотря на поздний час, не спали.
Отец Сергий встретил их в сенях, сразу с мороза в келью не пустил, попенял:
— Как это вы там в Кремле не устерегли князя, худо ему теперь, простыл. Я его малинкой горяченькой напоил, сейчас спит он.
Посмотрел на посла:
— А ты кто таков, человече? Гонец? С чем послан?
Посол замялся:
— Послан я в Москву, а не в Троицу.
Но Володя дернул его сзади за кушак:
— Очумел? Таиться вздумал! Перед отцом–то Сергием! Говори!
Посол переступил с ноги на ногу, подумал, вздохнул и начал речь:
— Князь Дмитрий Костянтинович речет тебе, великий князь Володимирский Дмитрий Иванович… — Смолк.
— Что же ты?
— Не гневись, отче, мысли спутались, не могу я речи сказать, ибо князя Дмитрия Ивановича не вижу, говорить ее некому.
Сергий улыбнулся:
— Ты речь после князю скажешь, сейчас лишь суть передай.
Посол молчал.
— Да о чем речь–то? Приехал–то с чем?
— С тем и приехал, что нашему князю опять из Орды ярлык привезли… Он и раздумался…
— Что так?
— Вестимо! И хочется и колется, а только сраму такого мы не ждали.
— Какого сраму? Говори толком.
— А такого… ярлык царский я Дмитрию Ивановичу привез.
Сергий посмотрел на образ. «Слава те, господи». Потом, увидев, как враждебно смотрит на него посол, он подошел к нему:
— Серчаешь? Утишь сердце свое. Али ты хотел бы, чтоб снова Суздаль в осаде сидел да посады свои жег? Не срам, но мир избрал князь Суздальский. Тому я радуюсь, а больше за Митю рад.
Сергий говорил негромко, как бы про себя, но с такой глубокой убежденностью, что мрачные складки на лбу посла невольно разгладились.
— Ведомо ли тебе, посол, как ты мне помог?
— Нет, отче.
— Дело! Княжий долг вновь зовет Дмитрия Ивановича! Не мальчонко–сиротинка, а великий князь спит у меня в келье.
— Не сплю я, отче.
Сергий оглянулся. В дверях стоял Дмитрий. Широко раскрытые глаза его блестели в полумраке. Тулупчик, который накинул он, сполз с одного плеча, рука твердо держит скобу двери. Сквозь расстегнутый ворот рубахи видно, как торопливо, взволнованно дышит князь.
Князь! Это поняли все.
6. ЯРЛЫК АЗИС–ХАНА
А было так. Сын князя Дмитрия Костянтиновича Василий Кирдяпа в Сарай–Берке был, когда чума Мюрид–хана прикончила. Кирдяпа, не долго думая, к новому хану с дарами пошел, не поскупился да и охлопотал дельце. Азис–хан дал Дмитрию Костянтиновичу ярлык на великое княжение. Василий не мешкая поскакал домой да еще мурзу с собой в Суздаль приволок.
Узнав об этом, Дмитрий Костянтинович набросился на сына:
— Без головы ты! Казну на царей переводить горазд, а о том не думал, каково мне с Москвой тягаться!
Кирдяпа такого от отца не ждал, заспорил:
— Я, чай, не один приехал — с мурзой. Что князь Митрий против мурзы может?
Отец пуще распалился.
— А ты припомни, дурень, со мной мурза Иляк тоже небось был, а из Владимира нам с ним вместе ноги уносить пришлось, да и в осаду сели, да и слободы пожгли вместе. Твоего–то мурзу как звать–величать? Навязался он на мою голову!
Василий молчал обескураженный. Князь все вздыхал:
— Ну что я с татарином делать буду? Чего молчишь? Как звать его прикажешь?
— Урусмандыем зовут мурзу, — откликнулся Василий.
Князь поморщился.
— Имечко! Не выговоришь, ежели с мороза. — Заходил по палате, заложив руки за спину.
Тем временем стали сбираться бояре. Как сговорились, хвалили Кирдяпу. Дмитрий боярских речей наслушался, сперва ходить перестал, потом помягчал с сыном. После думы с боярами вышел из палаты, голова опять шла кругом, опять показалось — стол великокняжеский близок.
В темном переходе его поджидала дочь.
— Батюшка!
— Чего тебе, Дуня?
— Батюшка, не слушай ты бояр, не слушай Васьки, не замай Москву.
Князь пристально посмотрел на дочь, взял ее за руку повыше кисти, больно сжал, увел Дуню в свою опочивальню, задвинул засов на двери.
Дуня, оробев, глядела на отца.
Он сел, помолчал, потом спросил строго, но без злости:
— Отца вздумала учить? Довольно с меня и Васьки! В княжецкие дела ввязываться девке самая стать! Отколь у тебя эдакая прыть взялась, говори?
Хотела Дуня отвечать по–хорошему, ответилось дерзко:
— Тебя жалко, мало тебя московские били.
Князь и рассердиться не успел, как она вдруг добавила:
— И с Дмитрием Ивановичем вздорить не след. Таких князей, как он, поискать. — И покраснела.
— Так, так, — начал понимать князь, — в терем тебя, девка, запереть пора, от греха.
— Запирай! Только зря это, я и без того… — Запнулась, не договорила, со страхом поглядела на отца.
Тот прикрикнул:
— Говори, где? Как с Митькой Московским успела дружбу свесть? Срамница! Вот я тебя за косу!