Зорькина песня
Шрифт:
— Верванна, — сказала Даша, сосредоточенно разглядывая на своих пальцах ногти, — разве это справедливо, когда один человек только командует и кричит на всех, а другие за него работают?
— Думаю, что несправедливо.
— А если этот человек тайком бегает к… воспитателю и доносит на всех? Как к такому человеку надо отнестись?
— Брешешь! — возмущённо крикнула Галка. — Наташка не такая!
— Такая, — спокойно, не опуская глаз, сказала Даша.
Вера Ивановна сняла очки, начала медленно протирать стёкла носовым
— Ты хочешь знать моё мнение, Даша? — наконец сказала Вера Ивановна. — Я бы такому человеку не подала руки.
Девочки снова зашумели, окружили воспитательницу. И никто не заметил, как появился Кузьмин.
— Что за митинг? — басом спросил он.
Девочки испуганно бросились в разные стороны. Только Даша, Анка и чуть позади них Зорька остались возле воспитательницы.
— Вера Ивановна, доложите, что у вас здесь происходит?
Даша с Анкой тревожно переглянулись. Неужели Вера Ивановна сейчас расскажет всё Кузьмину?
— Ничего особенного, Степан Фёдорович, — сказала Вера Ивановна, — у девочек возникли вопросы, и я постаралась на них ответить.
— Нашли время, — сердито проворчал Кузьмин, — каждая минута на счету… Надо всё-таки учитывать момент.
И тут вдруг заговорила молчавшая до сих пор Наташа:
— Им не нравится, что вы назначили меня старостой.
Кузьмин удивлённо поднял брови.
— Кому не нравится? — Он подозрительно взглянул на воспитательницу.
— Вот им, — Наташа кивнула на Дашу с Анкой.
— Та-ак, — многозначительно протянул Степан Фёдорович, — вопросики, собственно говоря, возникли?
И приказал:
— Фамилии!
— Чистова, Лебедь, — услужливо подсказала Наташа.
— Степан Фёдорович, — поспешно сказала Вера Ивановна, — позвольте нам обсудить этот вопрос на общем собрании группы.
Кузьмин пристально взглянул на Веру Ивановну и нахмурился.
— Не позволю! — резко сказал он. — Прошу прощения, но как старший воспитатель я не позволю обсуждать мои распоряжения.
Он вытащил из накладного кармана гимнастёрки записную книжку и не спеша переписал фамилии. Взгляд его упал на жавшуюся в стороне Зорьку.
— А-а, и ты здесь? Похвально, похвально, собственно говоря, давай показывай себя с лучшей стороны.
Зорька хотела сказать, что она здесь ни при чём, но, взглянув на Дашу и Анку, промолчала.
— И запомните, — продолжал Кузьмин, — даром вам этот бунт не пройдёт. Все, кто попадёт сюда, — он постучал согнутым пальцем по книжке, — будут наказаны. А теперь за работу! Вера Ивановна, — Кузьмин повернулся к воспитательнице, — мне хотелось кое о чём с вами посоветоваться. Отойдёмте в сторонку.
Они медленно пошли по насыпи…
— Дорогая Вера Ивановна, вы работаете воспитателем всего несколько дней, а я в делах руководства собаку съел, — заговорил Кузьмин. — Если вы хотите, чтобы дети вас уважали,
— Не понимаю…
— Бросьте, прекрасно понимаете! — резко перебил её Кузьмин. — Сегодня вы позволили им обсуждать мои распоряжения, а завтра… Вы, кажется, забыли, что сейчас не мирное время, а война?
— Нет, не забыла. У меня муж и сын на фронте, — с необычной для неё твёрдостью в голосе сказала Вера Ивановна, — и даже во время войны старосту не назначают, а выбирают. Должна вам сказать, что девочки не уважают Наташу.
— Кто? Крикуны и хулиганы? И вы, воспитатель, идёте у них на поводу? Похвально, собственно говоря… не ожидал. Доможир дисциплинированная и воспитанная девочка. Единственная, собственно говоря, которую можно поставить в пример. Вы когда-нибудь слышали, чтобы она спорила со старшими, высказывала неуважение? Вот видите… Доброта, Вера Ивановна, должна быть жестокой, и руководить коллективом не значит идти у него на поводу.
— Ну что, Балерина, съела? — спросила Наташа, когда воспитатели ушли.
Глава 6. Мама, я тут!
Тёмная махина паровоза с громадными колёсами и высокой трубой, тяжело отдуваясь клубами пара, остановилась на соседнем пути. Из вагонов высыпали красноармейцы. Прилаживали скатки. Топали ботинками, словно пробуя, крепка ли земля. Земля непрерывно гудела, сотрясаясь; гул шёл со стороны города. Небо в той стороне было завешено клубящейся пылью. Красноармейцы прислушивались к гулу с одинаковым тревожным выражением, и от этого лица их делались похожими друг на друга.
— Ста-а-а-ановись! — заливисто пропел седой размашистый командир и, озабоченно хмурясь, пробежал вдоль строя, придерживая рукой планшетку.
Конопатый Генька остановился рядом с Зорькой и Дашей, сбросил с плеча на землю мешок.
— Во, везёт людям, счас ка-ак начнут немца шпарить, будь здоров и не кашляй, а тут… — Он презрительно пнул носком ботинка мешок и сплюнул.
Зорька шагнула вперёд и громко спросила, стараясь сдержать пискливые нотки в голосе:
— Не отдадите город?
На лицах бойцов замелькали улыбки.
— Не отдадим! А ты чья? Откуда?
— Из детского дома! Мы эвакуируемся! — ответили Зорька и Даша одновременно.
— Костя! Соколов! Здесь детский дом! — закричали красноармейцы.
— Эй, мальцы, Соколова есть?!
Даша и Генька растерянно переглянулись.
— Кто Соколова?
— Ой, чей-то отец, наверное, здесь!
К ним подбегали ребята и подхватывали крик.
— Соколова-а-а!
От служебного вагона уже бежала воспитательница. Из шеренги бойцов выскочил молоденький красноармеец. Он держался обеими руками за скатку, вытягивая вперёд тонкую шею.