Зов Армады
Шрифт:
Талгат получил ранение в бедро, быстро обломил стрелу и продолжил бой, прекрасно понимая, что отключись он хоть на минуту, в разрыв обороны хлынут враги и одолеют весь отряд.
– Пустой. Перезарядка! – крикнул он, увернувшись от копья и пытаясь сунуть в стволы патроны с картечью.
– Слева двое-е!
– Гранатой бей! У меня, мля-я, трое-е…
– Малой, куда ты-ы? Стоять!
– Треш! Тре-еш! Сбоку-у!
В пылу боя сталкер заметил бегущего к лесу пацана и истошно заорал на него, не зная, что Малой кинулся за железными стрелами, торчащими в телах Псов, чтобы укомплектовать опустевшую обойму арбалета. В воротах уже схватился в рукопашном поединке могучий Добрыня, языки огня лизали его ногу и полы плаща.
Стало ясно,
И вдруг аномальная Чащоба зашевелилась, не выдержав шума, и пришла в движение, не разбирая, кто есть кто.
Сначала в задымленных зарослях раздались дикие вопли, затем сигнальный свист Псов, по-видимому, оповестивший об отходе. Но отходить им было некуда – заросли тянулись через весь холм на север, а с юга огрызались огнем двуногие враги. Поэтому лесные охотники выбрали наименьшее зло – высыпали на поляну. То ли их сразу пришло немного, то ли троица защитников крепости уничтожила приличную часть неприятеля, в любом случае лишь с десяток дикарей показались из зашевелившейся Чащобы. Одного замешкавшегося обвил корень осины и утащил в кусты. Псы ринулись к центру поляны, подальше от опушки, в гущу отряда Холода.
Крутить пращи и бросать камни уже было невозможно, стрелять из луков и пистолетов – несподручно, поэтому схватились врукопашную. Копья, тесаки, серпы, дубины с одной стороны, ножи, палаши, секиры, мечи и факелы – с другой. Только Фифа, торопливо меняя магазины, расстреливала неприятеля со стены. В сутолоке наземь повалили даже Добрыню, одна рука которого явно не справлялась с напором врага. Он истошно орал, кроя матом нападавших, но продолжал беспрестанно рубить направо и налево, наотмашь, снизу и сверху. Обычно нерасторопный увалень превратился в ловкого и сильного фехтовальщика, укладывая наседающих врагов к ногам. Фонтаны крови веером окропляли бьющегося здоровяка, оглашающего округу боевым кличем Заслона и бранью. Со стороны верзила выглядел былинным богатырем.
В отряде Холода почти все поголовно умели обращаться с холодным оружием и драться. Этому командир Заслона уделял достаточно времени на базе и в рейдах, обучая бойцов навыкам рукопашки. Слабыми звеньями оказались дед Игнат, Анжела и раненый Талгат. И если Фифа находилась на высоком и относительно безопасном месте, а священник спиной к стене и под прикрытием неутомимого разъяренного командира, то азиату повезло меньше. Точнее, вообще не повезло. В поединок на ножах он вступил уже, будучи раненным в бедро и левую руку, а оказавшись наедине с двумя Псами, тем более дал слабину. Из последних сил Талгат всадил лезвие в ягодицу настырного разукрашенного дикаря, припав на колено, но другой рассек ему лицо кривым тесаком и успел рубануть еще раз, после чего свалился, пораженный пулей Фифы. Умирающий боец царапал ногтями землю, тряс красной от крови головой и по-прежнему силился дотянуться до горла раненого врага. На него наступили, затем сверху упало тело убитого Павиана, а кругом мельтешили ноги, бренчало оружие, кричали сражающиеся и хрипели умирающие.
Малой исчез. Пропал в пылу боя. Разделавшись с врагами, парнишку не нашли среди мертвых и раненых, долго искали и звали его. Но…
Треш как знаток леса обнаружил нечеткие следы мальчонки. Мертвый пес в зарослях боярышника с арбалетной стрелой в шее наглядно подтвердил участие пацана в последней схватке, а примятая трава и кусок шнурка его обувки указали направление. Но лезть дальше в гиблые дебри, пуще прежнего обозлившиеся после громкой кровавой битвы, стало более чем рискованно. Надо было дождаться утра, когда Чащоба успокоится и забудет про тревогу и трупы, либо искать далекий обходной путь, гадая, куда и зачем двинул паренек. Очень надеялись, что его не утащила взбеленившаяся Чащоба, хотя следы говорили об обратном. Отсутствие какой-либо связи и сигнальных средств удручало, поэтому для Малого оставили знак, показывающий направление дальнейшего движения группы, и через два часа покинули поле боя.
Погибли Талгат и Мизер. Стрела, пробившая стенку плетеного короба, проткнула лилипута насквозь. Случилось это тихо, в суматохе боя. Штепсель не сразу понял, что произошло и почему перестал вскрикивать и стрелять младший брат. Только после схватки обессиленный дед Игнат показал на стрелу с красным оперением, торчащую из короба с Мизером. Долго не могли успокоить Штепселя, причитавшего над мертвым телом братишки.
Талгата с Мизером похоронили в одной могиле, Игнат прочитал над ней погребальные молитвы. Отряд снова поредел, бойцы стали угрюмее и молчаливее. Треш почувствовал личную ответственность за смерти бойцов, он уже несколько раз успел пожалеть, что еще там, в городе, согласился на предложение Холода – идти вместе. Но все чаще он задавался вопросом: а сумел бы он дойти хотя бы сюда – до крепости, если бы двинулся в путь один? Любая дорога всегда требует цену за пройденный маршрут. Скорее всего, он заплатил бы собственной жизнью уже давно – недалеко от города Оружейников. А может быть, судьба специально распорядилась именно так? И жизни идущих рядом со сталкером людей как раз есть та самая цена трудной дороги?.. Треш тяжело вздохнул. Он с трудом представлял, что ждет их впереди.
Вскоре поляну посетили кабаны, уродливые и страшные звери, снующие по Чащобе в поисках любого пропитания, и устроили пир на трех десятках трупов, а затем их сменили плотоядные тиирмены, обожающие мертвецов и падаль. Проклятая крепость вновь напиталась кровью очередных жертв.
Найти Малого в ближайшее время отряду было не суждено – их пути разошлись…
Отойдя всего на километр от места битвы, бойцы в бессилии повалились на траву. Идти уже никто не мог, раны кровоточили, ушибы саднили, мучила жажда, а ноги просто отказывались передвигаться. Холод как командир, отвечающий за безопасность и за отдых людей, разрешил привал и сам же вызвался в охранение. Веки слипались, руки налились свинцом, голова гудела и болела от удара камнем по шлему. Но он проглотил анаболик и, прогоняя слабость, пошел в обход места бивака.
– Хороший командир! И настоящий друг, – резюмировал Треш, выпрямляя ноги на песке, откинувшись спиной к лежащему тюку. – Таких еще поискать надо.
– Таких больше нету! – констатировала Фифа, устало улыбнувшись, убрала челку с глаз и тут же вырубилась, свернувшись калачиком между телами мужчин.
– Истину глаголешь, дочь моя! – прошептал Игнат и закрыл глаза.
Через пять минут все храпели без задних ног, отдавшись во власть Морфея и вверив свои жизни понурому командиру. Холод в обнимку с автоматом сидел на горячем от солнца песке, потягивая воду из фляжки, и созерцал округу, не забывая оглядываться на бойцов. Оставшихся бойцов. Тех, кто добровольно вызвался помочь ему и сыну его лучшего друга, рискнул совершить трудный и заведомо опасный рейд по окраине Пади. Тех, кому дорога жизнь, но цена дружбы и взаимопомощи выше.
Он погрузился в воспоминания прошлых лет, мысли унеслись далеко. Но Холод не спал – он не мог позволить себе такой роскоши, потому что рядом отдыхали его друзья и солдаты, такие близкие и родные. Он не имел права подвергнуть их опасности и нарушить их сон.
В этот момент их сон нарушили другие!
В глазах, остановившихся на лазурном куполе неба, зарябило множеством точек… И вдруг точки стали расти и увеличиваться. Сначала они превратились в черные галочки, потом стали похожи на стаю ворон. И спустя мгновения вздрогнувший Холод понял, кто это на самом деле.