Зов Армады
Шрифт:
– !!!
Добрыня звякнул секирой об дерево и виновато сжался в комок.
– Тихо ты, громила!
– Да ладно тебе, сталкер, вон уже деревня, бояться уже нечего, хотя насчет чумы лучше бы проверить.
– Ну, все равно, Хук! Вдруг без тебя тут что-нибудь…
– Я вас лепешками со сметаной и пирогом с грибами угощу, у меня тут знакомая одна имеется. Такая-я стряпуха, м-м!
– А-а-а, шалун! – Добрыня подтолкнул проводника. – Так у тебя здесь, поди, и детишки найдутся? Да? Сознавайся, чертяка!
Так, не спеша, и с улыбками на уставших
Один паренек подошел к ручью и упал в воду.
– Что с ним? Почему не встает?
– Пьяный. – Хук закивал головой в такт музыке, мешок с бонусным хабаром трясся у него за спиной, он улыбнулся. – Ну, вы чего? Пошли!
– Ну да… А не слишком он молод, чтобы быть пьяным? – прошептал Добрыня, но отряд уже спускался с обрыва, следуя за проводником.
Так никто и не заметил, что лежащий «пьяный» парнишка мертв, вокруг его глаз бледно-синие круги, а губы разбиты.
«Что-то мне не хочется сюда…» – подумал Треш и то же самое прочел на лицах Фифы и Холода. Но Хук уже расслабился, сунув нож за пояс.
Пока бойцы подходили к ограде и топали по улице к харчевне, праздник уже подошел к главному, торжественному моменту. На площади, окруженной десятками взрослых и детей, в центре, освещаемом множеством факелов, стоял высокий помост, наспех сколоченный из досок. Рядом играли на каких-то замысловатых инструментах музыканты, изредка били в барабаны и звякали колокольчиком. Кто-то пел высоким мужским голосом, а точнее, не пел, а выл – хрипло, протяжно и нудно. Зрители хлопали в ладоши.
Темп ускорился, когда из узкого проулка показалось шествие. Впереди, медленно переставляя ноги, двигался то ли жрец, то ли священник с крестом в руках. Длинная мантия его волочилась по пыльной сухой земле, а он целеустремленно смотрел вперед, как и шедшие за ним шестеро монахов. Все – в коричневой одежде с длинными полами, капюшоны, скрывают лица. За ними не спеша топали несколько разодетых крестьян. Ритуал, не иначе!
Когда путники, не замеченные увлеченной зрелищем толпой, отдалились от площади, шествие закончилось у помоста, на котором, как показалось Трешу, кто-то лежал. А показалось ли?
Священник неторопливо взошел на помост, уже сверху заметив незнакомцев, и начал речь.
– Подожди, Хук, – сталкер остановил проводника за плечо, – что он там лопочет?
– Ой, я не знаю. Да не все ли равно? Мы же уже в деревне, расслабьтесь, сейчас помоемся наконец-то, поедим… Да, Добрыня?
– Хорошо бы! – Боец стукнул плашмя секирой по урчащему животу и скривился от боли
– Вот и идем… Стряпуха, наверное, на празднике, но ничего, мы пока в баньку. Тем более я вас до деревни довел, как и договаривались, завтра сами пойдете. Я все – пас, натерпелся… – Хук тряхнул обмотанной в кровавую тряпку ладонью.
– Да уж, несладко прогулялись.
– Ну что, идем? Чего там такого интересного?
– Да так… – неопределенно произнес Треш, взглянув на Холода.
– Ну, пошли, пошли! – позвал проводник, направляясь к пристройке харчевни, за ним устремились Талгат и Штепсель.
– Треш!
– Иду… сейчас, – прошептал задумчивый сталкер, рассматривая торжественную часть ритуала.
Бойцы стали входить в дом, а Анжела пристально всматривалась своими молодыми, зоркими глазами в происходящее. Священник, окончив речь, перекрестил кого-то, музыка стала утихать, зато в барабаны стали бить чаще и сильней, затрубил рог, народ на площади захлопал в ладоши. Фифа, моргая, вгляделась в сумерки, мерцающие огнями факелов. На помосте лежало тело без одежды, судя по всему, мертвое, непонятно, женское или мужское. Монах заправил полы своей мантии за пояс, наклонился и… начал акт совокупления. «Некрофилы!» – подумала Анжела, но внезапно дверь открылась, и выглянул Холод.
– Цыпа, ну ты че? Пошли.
– Да-да, Деня! Там… там…
– Что там?
– Некрофилы. Праздник некрофилов!
– Ден, ты скоро? – Добрыня скрипнул дверью. – Все уже вас ждут. Фифа?
– Сейчас, Добрыня. Можно тебя на минуту? – Холод подтолкнул ошарашенную Анжелу к крыльцу. – Иди в дом и пока никому! Ясно?
Девушка кивнула и скрылась за дверью. Из дома слышались хохот и говор бойцов, скрип табуретов и бряцание столовой посуды.
– Что-то случилось, капитан? – Добрыня, уже сложивший в прихожей свое оружие и снарягу, подошел к командиру.
Холод показал ему рукой на церемониальное «жертвоприношение», старающегося священника и восторженных зрителей.
– Смекнул? Усек? Теперь надо принимать срочные меры.
– Мд-а-а уж. – Добрыня понимающе и кисло посмотрел на командира. – Пипец, такого я в жизни еще не видел! А может, тело не мертвое, а живое? Или…
– Или. Топали, видел же сам, что покойник там. Остальным скажем? Все-таки опасно… Ты говоришь, его знакомая на стол собирает? Так если сказать, панику поднимут.
– Капитан, она мне не очень-то понравилась. Как женщина вроде ничего, а вот круги под глазами и губы какие-то…
– А Хук что?
– А что Хук? Лезет к ней под юбку и ничего не замечает.
– А что, если… если эта стряпуха…
– Тс-с-с, капитан, – Добрыня шепотом прервал Холода, показывая вбок. По улице медленно ковылял горбатый старик, бледный и сухой, как тростник. Он остановился напротив двух воинов, опираясь на клюку, и злобно посмотрел на них.
– Дедуль, не подскажешь… – начал Холод.
– Скажу, скажу… сейчас, скоро… поговорим. – Старик заковылял дальше, уже быстрее и проворнее.