Зов из бездны
Шрифт:
«Какой простор для гипотез!» — решил Сергеев, вставая. Нужно просмотреть полностью эту запись и вторую тоже, подумалось ему. Детали, разумеется, дело историков, культурологов и лингвистов, но полагаться только на их заключения нельзя, лучше взглянуть самому. Какой-нибудь намек, что-то связанное с графом-деревом… Гуманитарии такое не поймут, упустят ключ к разгадке… Нужно взглянуть! А еще поднять записи Торрес и других испытателей — вдруг они видели что-то подобное. Когда, при каких обстоятельствах, насколько ясно?.. Хотя с последним нет вопроса — ясно видит только тереянец…
Он прошелся от стены к стене, потом вокруг кресла в центре камеры. Пол больше
Сергеев повернулся к Паулю Бругшу и спросил:
– Это судно… Это ведь был финикийский корабль?
Историк покачал головой:
– Не совсем. Судно финикийской постройки и преимущественно с финикийским экипажем, но его владелец — египетский князь. Очевидно, Несубанебджед, правитель Нижнего Египта и будущий фараон двадцать первой династии. Его столицей был Танис в северо-восточной части Дельты. Оттуда Ун-Амун и пустился в плавание.
– То есть эти финикийцы служили египетскому владетелю?
– Они служили любому, кто платил. Морской народ, энергичный и очень подвижный, в отличие от египтян. Те были домоседами.
– Не продолжить ли нам обсуждение в «Фобосе» за коньяком и чашкой кофе? — предложил Венсан. — Позовем Кима и Сигрид, они уже просмотрели запись. Сигрид сказала мне, что…
Но Сергеев, взглянув на таймер, покачал головой:
– Извини, в другой раз. Тереянец скоро очнется, и я должен быть у саргофага. Надо, чтобы он меня увидел.
– Это обязательно?
– Да.
Брови Венсана приподнялись.
– Странные привычки у этих малышей!
– Ничего странного, Поль. Мы тоже любим заботу и внимание.
Кивнув коллегам, Сергеев покинул отсек.
«Ну и что тут странного?» — размышлял он, шагая к лифту. Вот перед нами существо, прилетевшее с планеты Альтаир, безмерно одинокое среди людей — тем более, что люди говорят, а не обмениваются мыслями. Это для него проблема, большая проблема! Ведь он привык существовать в ментальном поле соплеменников, и люди кажутся ему толпой немых — словом-мыслью не с кем перемолвиться, и язык знаков здесь тоже непонятен. Всем непонятен, кроме девушки, которую он знал еще ребенком и научил общаться по-тереянски, с помощью рук, лица и тела… И он желает ее видеть, поскольку эта девушка — напоминание о родине и его единственная связь с людьми… Единственная, если не считать видений, которые он принимает каждые сутки и, пропустив сквозь собственный разум, дарит лишенному ментального слуха человечеству.
Что странного в его желании видеть Пилар и обсуждать с ней то, чему он был свидетелем?.. Задавать вопросы, требовать объяснений?.. Ведь он не человек, и многое в пришедших картинах его поражает и даже пугает. Кроме того, он любопытен, он хочет знать о том и этом, он спрашивает, и ответы девушки — одно из немногих его развлечений… И потому в контакте с Пилар, в том, что он нуждается в ней, нет ничего удивительного. А вот интерес к математику Сергееву — это и правда странно! Казалось бы, что ему этот Сергеев?.. Однако Пикколо приобщил его к тем, кого желает видеть после пробуждения. Об этом было сказано вчера — вернее, сообщено через Пилар с помощью знаков, телодвижений и гримас.
«Непонятно и странно, — думал Сергеев, спускаясь в лифте. — Ксенологи уверяли, что тереянцы не могут считывать мысли людей, ибо ментальные сигналы человеческого мозга слишком слабы и не обладают необходимой четкостью. Но, возможно, Пикколо очень
«Если он догадался, в чем дело, и одобрил, так тому и быть, — решил Сергеев. — Его одобрение — явный намек: мол, парень мне понравился, и ты, краса-девица, не пропусти такого молодца и свое счастье. Может, даже не намек, а нечто более конкретное — кто знает, о чем толковал тереянец вчера, выплясывая перед Пилар… Щеки у нее определенно покраснели!»
Вдохновленный этой мыслью, Сергеев перешагнул порог контактной камеры, где уже суетились медики и ассистенты Хайнса. Пилар, стоявшая у саркофага, улыбнулась ему, и он понял, что третий сеанс завершился вполне благополучно. Никаких ужасных переживаний, ничего пугающего, способного вызвать у тереянца отвращение и страх… Это была удача, ведь земная история полнилась страхом и отвратительными сценами.
Генрих Данке поднял крышку саркофага, два врача, заботливо поддерживая Пикколо, помогли ему выбраться наружу, третий медик поднес стакан с апельсиновым соком. Тереянец выпил, поискал взглядом Сергеева, затем повернулся к Пилар. Руки его шевельнулись, затанцевали мышцы лица, рот беззвучно приоткрылся.
– Он говорит, что видел чудо, — промолвила Пилар. — Он был человеком, построившим чудесную машину — машину, которая может быстро считать. Это было первое такое устройство на Земле. Он думает, что от него произошли другие, более совершенные машины — те, что вычисляют курс наших звездных кораблей. Так он сказал.
Генрих Данке с задумчивым видом сощурился, коснулся виска.
– Алан Тьюринг?.. Кажется, он придумал первый компьютер? Еще в середине двадцатого века, если не ошибаюсь?
– Вряд ли он прожил жизнь Тьюринга, — возразил Сергеев, поглядев на тереянца. — Видите, наш Пикколо доволен и спокоен, а судьба Тьюринга была трагичной. Очень трагичной, если не сказать больше [17] .
– Посмотрим запись, узнаем, — отозвался Данке. — Но я все же думаю…
Руки и лицо тереянца опять пустились в пляс, и Данке замолчал.
17
Алан Тьюринг — гениальный английский математик, один из творцов современной информатики и компьютерной техники, покончил жизнь самоубийством.
– Он говорит, что жизнь того человека была наполнена любовью и вечным поиском истины, — перевела Пилар. — Он был счастлив. И еще… что-то еще… — Внезапно она рассмеялась. — Пикколо кажется, что тот человек походит на вас, Алекс. Он спрашивает: вы, искатель загадочных истин, тоже счастливы? Или для полного счастья вам чего-то не хватает?
На миг Сергеев смутился. Потом, решившись, шагнул к девушке и, глядя в огромные глаза тереянца, произнес:
– Теперь есть все. Скажи ему, Пилар, скажи… Раньше не хватало, но теперь есть все. Вечный поиск истины и любовь… Что еще нужно человеку для счастья?