Зов красной звезды. Писатель
Шрифт:
Он шел по улице, не разбирая дороги и натыкаясь на прохожих. Те оборачивались, с любопытством осматривали его нарядный костюм — верно, принимали за сынка богатых родителей, лишившихся недавно своих поместий и доходных домов.
Деррыбье не хотелось возвращаться домой, и он направился в ближайшее кафе.
— Виски, — бросил он хозяйке заведения, за стойкой протиравшей стаканы. Посетителей в кафе почти не было, и хозяйка, молоденькая еще девушка в бесстыдно коротком платье, сама поднесла ему стакан. Присела рядом и не без кокетства спросила:
— Ты, видать, не часто заглядываешь в кафе?
— Почему ты так думаешь? — поперхнувшись
— Да это ж видно. Ну а чем ты меня угостишь, миленький? — На ее лице появилась улыбка опытной потаскухи.
— Наливай себе, что пожелаешь. А мне принеси еще виски. — Он решил напиться. Девица пожелала тоже виски. Выпив, развязно затараторила:
— А что теперь остается благородному человеку? Пить — и только! Что деньги, земли, богатство? Все идет прахом. Сегодня — кути, наряжайся, — она одобрительно посмотрела на его отличный костюм, — а завтра — что бог пошлет! Раньше богачи были скрягами, тряслись над каждым сантимом, а сегодня сорят деньгами, пропивают добро… Да что виски! Все хватают: мебель, машины — лишь бы деньги потратить. Вчера откладывали на черный день, а сегодня все идет прахом. Никто ни в чем не уверен.
Трескотня говорливой девицы оглушила Деррыбье больше, чем виски.
— Так что ж, по-твоему, кончились добрые времена? — пробормотал он. После нескольких порций виски язык его плохо слушался.
— Кто знает, что будет завтра? Эй, — махнула она помощнику, — принеси-ка нам еще виски.
— Светлый день должен наступить. Иначе жить невозможно. Человеку нужна надежда, — сказал Деррыбье.
Сам он не очень верил в то, что говорил. Он не знал, что нужно делать, чтобы этот светлый день наступил.
— Что, несчастная любовь? — подмигнула хозяйка кафе. — Только не спрашивай, почему я так думаю. Женщина сразу видит то, чего мужчине вовек не понять. Вижу — вот и все. Я ведь хорошо разбираюсь в любви. Много таких, как ты, несмышленышей приходит сюда. — Она замурлыкала какую-то песенку про любовь и засмеялась.
Деррыбье стало противно. Не хватало, чтобы всякая потаскушка копалась в его душе.
— Ладно, не лезь не в свое дело. Это за виски! — Он встал и направился к выходу.
— Куда же ты? Не торопись, посиди еще, красавчик! — крикнула она ему вдогонку. Жаль было упускать такого клиента.
Деррыбье приплелся домой сильно на взводе. Шатаясь, подошел к зеркалу, что висело в прихожей, взглянул на свое отражение и со злостью двинул по нему кулаком. Зеркало треснуло, но не рассыпалось; казалось, теперь оно со всей полнотой отражало его внутреннюю растерянность и опустошенность.
Уснуть он не мог. Закрывал глаза, и тут же кровать начинала плавать по комнате, а пол и потолок менялись местами. Внутри все горело от выпитого.
Наконец он забылся, словно провалился в глубокую черную яму. Проснулся со страшной головной болью, как будто мозги расплавились и кипели в черепной коробке. Рука кровоточила. Он вспомнил про разбитое зеркало.
На работе Фынот удивленно спросила:
— Неужели опоздал сегодня? Уж не перевернулась ли вселенная?
— Бывает, и машина ломается, — буркнул он.
— Лучше скажи, что и в монастыре иногда песни поют, — сказала она с улыбкой. — Ну, понравился твоей сестре подарок? — На ее столе, как всегда, лежала книга.
Стараясь не глядеть на девушку, он ответил каким-то чужим голосом:
— Да, очень.
— Тогда почему ты такой хмурый?
— С чего ты взяла, что я хмурый? Ничуть! — Он рискнул повернуть к ней свое опухшее от выпивки и беспокойной ночи лицо, но сразу же отвернулся.
Фынот и книги-то проглатывала залпом — ей всегда не терпелось добраться до конца истории. А тут человек, мятущийся, по всему видно страдающий от неразделенной любви. Ей до смерти захотелось узнать тайну Деррыбье. Интрига точь-в-точь как в романе! Золотой браслет? Несчастный молодой человек. Кто она, жестокосердная незнакомка, терзающая пылкого юношу своим пренебрежением? Да, занимательная история. Фынот не успокоится, пока не выяснит все подробности.
— Видно, мы с твоей сестрой родились под разными звездами, — как бы между прочим сказала девушка. — Мой выбор пришелся ей не по душе?
Деррыбье сдержанно ответил:
— Нет… браслет… ей понравился.
И тут Фынот не утерпела:
— А по правде, кто она тебе?
Деррыбье смутился. К счастью, его позвали к начальству, и он, торопливо извинившись, убежал. Фынот с досадой уткнулась в книгу.
Разговор в кабинете начальника был не из приятных.
— Т-ты где п-пропадаешь? П-почему т-тебя нет на месте?
Начальник грохнул кулаком по столу. Видно, крепко был не в духе. Даже заикался больше обычного.
С некоторых пор этот человек жил в постоянной тревоге. Не чувствовал твердой почвы под ногами. Ему казалось, что все готовят заговор против него. Нервы настолько расшатались, что он боялся оставаться один в комнате. Подозревая в каждом врага, два-три раза на день запирал дверь кабинета и выстукивал стены, заглядывал во все щели в поисках скрытых микрофонов. Ему мерещились какие-то странные шорохи, и он вздрагивал, когда к нему кто-нибудь неожиданно обращался. А тут еще этот Деррыбье стал проявлять строптивость. Не хочет он, видите ли, доносить на товарищей! Вот и сейчас, нарочито пропустив почтительное «мой господин», Деррыбье спокойно ответил:
— Нигде я не пропадаю.
— З-загордился т-ты, смотрю. Тебе, пожалуй, палец в рот не клади — всю руку отхватишь. З-забыл о благодетелях! Давно ли стоял здесь — робкий, послушный. Ты вот что, п-парень, брось. Мне нужно знать, о чем это все шепчутся последнее время? Что за интриги? Ты должен докладывать, ч-что люди думают обо мне… Слушать и докладывать, п-понял? Ишь ты, козни против меня строить! — Он погрозил пальцем какому-то невидимому врагу. — Т-ты не дури, со мной — как за каменной стеной. А если будешь артачиться, б-берегись. В порошок сотру. Кстати, свидетельство об окончании средней школы принес? Я тебя повысить хочу. Т-ты думаешь, почему меня не любят? Потому, что я таких, как ты, продвигаю. А они завидуют. Вот и копают под меня. Но мне-то что, я нигде не пропаду, если придется отсюда уйти. Только уходить мне не р-резон. Я сначала их выживу. А ты мотай на ус, парень. Не думай, что я о себе з-забочусь. Я о деле болею. Столько т-труда в это учреждение вложил! Без меня з-здесь все развалится. Ну ничего, со мной мой бог!
— Это уж точно, — скептически произнес Деррыбье.
Начальник истолковал его замечание по-своему:
— Вот и хорошо, братец! Не зря ведь говорят, что льву не надо крошить мясо, а умному р-растолковывать очевидное. Не поможет бог тому, к-кто сам себе не может помочь. Ну ладно, иди и помни, о чем м-мы говорили.
У Деррыбье не было желания вступать с ним в пререкания. Он давно все понял и не намерен был больше оказывать сомнительные услуги начальнику. Хватит, те времена миновали.