Зов красной звезды. Писатель
Шрифт:
Госпожа Амсале не будет звонить просто так. А не имеет ли она отношения к . . .? Или сама что-нибудь затевает? Подозрительно все это. Столько совпадений! Убийство Лаписо, анонимки с угрозами, звонок Амсале. Как настойчиво она приглашала к себе. А предложение дать денег взаймы на машину? Уж это совсем на нее не похоже. Тут явно нечисто. В дверь постучали.
— Войдите!
Это были журналисты из Министерства информации.
— Вот это сюрприз! Мы как раз только-только говорили с товарищами, что хорошо бы пригласить представителей прессы к нам в кебеле. Проходите, проходите. — Деррыбье встал им навстречу. Выйдя из-за стола, пожал каждому руку.
Их было четверо. Один из них, усаживаясь на предложенный стул, сказал:
— Разнеслась весть, что тебя выбрали председателем кебеле. Вот и решили зайти. Как же, все-таки коллега. В одном министерстве работаем.
— Я
Тот, у которого лысина начиналась со лба, с красным лицом, опухшими от ареки глазами и сиплым голосом, был известным скандалистом. Его личное дело распухло от выговоров и предупреждений. Начальство терпеть его не могло, но выгнать с работы почему-то не решалось. Видно, кто-то его опекал. Рядом с ним сидел широколицый длинноволосый худой юноша. Этот тоже любил выпить, но открытых конфликтов с начальством избегал. Сейчас он сидел смирно — этакий прилежный репортеришка, пришедший по заданию газеты, — и стрелял шустрыми глазами по сторонам. О третьем газетчике говорили, что он толковый парень, хорошо пишет, но слишком неравнодушен к женщинам, просаживает на подружек все жалованье и потому вечно сидит без денег. В министерстве, наверно, не найдется ни одного человека, у кого бы он не брал денег в долг. Ну а если ему кто-либо отказывал, он начинал обливать грязью этого человека. Он был известен как большой сплетник. Любил бахвалиться своими знакомствами. Только и слышишь от него: вчера я провел вечерок с таким-то и таким-то — и называет при этом имена членов высшего армейского руководства. Кое-кто ему верил. Четвертым был пожилой мужчина с густой сединой в волосах, смуглый, рыхлый, напоминающий евнуха. Он все улыбался, поблескивая золотыми коронками на передних зубах. Это был заядлый спорщик. Если он начинал спорить по какому-либо вопросу, то с ним лучше было не связываться. Хотя он и считался ветераном журналистики, статьи за его подписью трудно было найти в прессе. Довольно склочный и задиристый, он часто выступал в дискуссионных клубах, где почем зря поносил начальство, видимо полагая, что именно этим способствует прогрессивным переменам. В министерстве его злого языка боялись как огня.
Обладатель сиплого голоса спросил Деррыбье:
— Говоришь, хотели пригласить газетчиков? Что, интересный материал есть?
— Заместитель мой, командир отряда защиты революции нашего кебеле, убит анархистами. Сегодня будем хоронить. Вот мы и подумали: хорошо бы осветить этот случай в прессе, показать, как враг бьет из-за угла. Лучшие люди гибнут. Вот на таких примерах и нужно воспитывать массы.
Юноша с широким, словно сито, лицом уверенно сказал:
— Дельное предложение! Надо будет позвонить в министерство, чтобы прислали фотографа, кинооператора.
Его перебил златозубый:
— Вообще-то мы пришли по иному поводу. Хотим обсудить с тобой кое-какие важные проблемы. Ты знаешь, бюрократия заела. Никакой жизни. Возьми хотя бы наше министерство — просто безобразие, надо принимать меры, пока не поздно. Мы уже говорили об этом с Вассихоном. Он обещал помочь, да не успел… Теперь-то мы в курсе, чем он занимался…
— Да говори конкретнее, — нетерпеливо вмешался охотник до женщин, который вечно в долгах. — Значит, так. Почему бы тебе, Деррыбье, не стать председателем нашего дискуссионного клуба? Парень ты энергичный, хватка у тебя есть. Наше учреждение необходимо чистить, ты лучше нас об этом знаешь. Да разве такое под силу было Вассихону? Ну а ты справишься. Мы повязаны по рукам и ногам реакционерами-бюрократами…
— Товарищ прав, — добавил сиплый. — Представляешь, копают под нас, хотят ославить бездельниками. Пачкают наши личные дела. Пора надеть узду на бюрократию. Дальше мириться с этим нельзя. Лозунг «Долой реакционную бюрократию» нам необходимо претворить в жизнь. «Демократические права эксплуатируемым — немедленно!» — с пафосом произнес он.
Широколицый подхватил:
— Во-во, верно говорит. Будем бороться за лозунг «Демократические права эксплуатируемым — немедленно!». Вам, руководству кебеле, следует поддержать нас. Не ради собственной корысти, а во имя революционных идеалов мы призываем к решительной чистке.
Тут они зашумели все разом. Трудно было разобрать, что они говорят. Деррыбье сидел, положив локти на стол. Кое-что ему уже стало ясно. Но пока он молчал.
Седовласый журналист, сверкнув золотыми зубами, полез в портфель, лежавший у него на коленях.
— Вот. — Он выложил на стол несколько исписанных листов бумаги. — Список лиц, которых в нашем учреждении необходимо разоблачить и вычистить. Если эти люди срочно не будут удалены, то наша организация в этом учреждении никогда не сможет окрепнуть. Смотри, Деррыбье. — Он приподнялся со стула, перегнулся через стол и ткнул пальцем в список, который Деррыбье держал в руках. — По отношению к первым шестерым надлежит применить самые строгие революционные меры. С них надо начинать. За этим мы и пришли к тебе. Ну как, возглавишь наш дискуссионный клуб?
В списке были обозначены фамилии сорока человек. Большинство — руководители министерства. Против каждой фамилии подробно указывалось, в чем обвиняется этот человек. Среди прочих Деррыбье с удивлением обнаружил фамилию Фынот — Кеббеде. «Одна из наиболее активных членов ЭНРП», — значилось рядом.
— Ну хорошо, вот вы клеймите этих людей реакционерами, саботажниками, сторонниками ЭНРП, подпевалами Хайле Селассие, а конкретные доказательства их вины у вас имеются? Может, вы на честных людей напраслину возводите. — Деррыбье сурово посмотрел на притихшую четверку. В нем закипал гнев против этих прощелыг, которые хотят под шумок борьбы с контрреволюционерами разделаться со своими личными противниками.
Те заерзали на стульях.
— Товарищ, — поучающим тоном начал сиплоголосый журналист, — реакционеры, занимаясь саботажем, всячески скрывают свои преступления. Их не так просто поймать за руку. Но достаточно вспомнить их прежние высказывания, и все станет ясно. Разве во времена монархии не они восхваляли «солнцеподобного негуса [35] »? Не они кричали на всех перекрестках, что правительство Эндалькачеу обеспечит в стране порядок и спокойствие? И сейчас они сбивают с толку народ. Как можно, чтобы в революционной Эфиопии они сохраняли высокие посты? Особенно вот этот, он в списке первый. Мы хорошо знаем, какие передовицы он писал до революции. И тот, что под вторым номером, — чистейшей воды реакционер. Стремясь укрепить бюрократические порядки, он принимает людей, не соблюдая очереди. В списке еще не все, кого следует подвергнуть чистке. Кое-кого нам пока не удалось разоблачить. Очень уж ловко они маскируются.
35
Негус — царь.
— Конечно, реакционер не будет афишировать свою подрывную деятельность, — кивнул Деррыбье. — Однако не все те, кто торопятся с разоблачениями, сами честные революционеры. Друга от врага бывает не так-то легко отличить. Потому революционный процесс всегда сложен.
Он внимательно вглядывался в сидящих перед ним людей. Никто из четверых не смотрел ему прямо в глаза. Один нервными движениями вытирал платком выступившую на лбу испарину, другой вдруг закашлялся, третий словно прилип взглядом к мыскам своих ботинок, четвертый беспокойно щелкал замком портфеля. «А не задержать ли их на всякий случай? Допросить как следует. Черт их знает, может, они шпионы, подосланы какой-нибудь подпольной организацией в связи с арестом Вассихона? Ишь ты, выведывают мои настроения! А что потом?» Пока Деррыбье так размышлял, седовласый журналист, с трудом прочистив пересохшее от страха горло, сказал:
— Ты нас неправильно понял, товарищ. Нас попросил составить этот список Вассихон. Ну а когда мы узнали об его аресте, решили прийти к тебе, думали, ты лучше разберешься — все-таки работаешь в нашем учреждении. Найди минутку, посмотри. Во время революции нельзя колебаться. Мягкость мешает. Мягкотелый мало чем отличается от реакционера… — Он хотел произнести еще какую-то трескучую фразу, но запнулся под хмурым взглядом Деррыбье.
«Все-таки Вассихон имеет к этому отношение. Так-так, интересно, — подумал Деррыбье. — Неужели эти болтуны не понимают, что без организованности, заботы о здоровом коллективе мы не сможем единым фронтом бороться с нашими врагами? Соперничество, разброд в прогрессивных силах необходимо искоренять. В органах власти, общественных организациях и в вооруженных силах нужно преодолевать групповщину и фракционность. От них серьезный вред революции. В поделенном доме не может быть единства. Выгадают от этого враги революции. Ведь нет сомнения, что лозунг «Демократические права эксплуатируемым — немедленно!» и требование незамедлительно сформировать временное народное правительство и передать ему всю полноту власти, отстранив от руководства ВВАС, на котором настаивают леваки из ЭНРП, по своему содержанию и целям не отличаются друг от друга. Оба они отвечают требованиям мелкой буржуазии, жаждущей власти».