Зов красной звезды. Писатель
Шрифт:
Госпожа Амсале настойчиво повторила:
— А ну говори, чего замолк?
Тесемма затравленно посмотрел на родителей и, наклонив голову, сказал:
— Я утром звонил Деррыбье…
Госпожа Амсале, услышав имя Деррыбье, скривилась как от зубной боли:
— Ну и что?
Тесемма, не поднимая головы, шаркал ботинком по полу, как ребенок, который ждет, что его будут ругать.
Наконец он решился:
— Мы с Хирут влипли в одну историю. А Деррыбье…
— Ну! Говори! — крикнул отец, потеряв
— В общем, ему стало известно, что мы… члены ЭНРП.
— ЭНРП? Вы? Мои дети? Вот чего я боялся! — Ато Гульлят схватился за голову. — Как вы могли решиться на это? Вступить в эту партию! Ну и времена! Ну и времена!
Госпожа Амсале запричитала в голос:
— Ой, горе мое, ой, горе мое! Ой, горе!
— Перестань выть! — прикрикнул на нее муж.
— Оставьте меня! Оставьте меня! Хирут, моя доченька! Хирут! Ее убьют, а тело бросят на дорогу. Ой, на дороге она будет валяться! Ой-ой!
— Умоляю тебя, не хорони ее раньше времени. Прекрати истерику.
— Пусть лучше я умру раньше своего дитяти. Пусть я буду валяться на дороге, а не моя Хирут. — Она повернулась к Тесемме: — Ну чем я вас обидела? Ну чем? Чем?
При виде рыдающей матери Тесемма еще больше сжался и не смел поднять голову. Из кухни прибежали кухарка и слуга. Они молча стояли в дверях комнаты, не понимая, что происходит. Впервые они видели своих хозяев в таком состоянии. Ато Гульлят обнял жену и ласково похлопывал ее ладонью по спине:
— Успокойся, успокойся, прошу тебя.
Заметив слуг, он рявкнул:
— А вы чего уставились? Занимайтесь своими делами. Нечего глазеть.
Те тут же исчезли.
Ато Гульлят подошел к Тесемме вплотную:
— А где сейчас Хирут?
— В лавке. Я ее там оставил.
Госпожа Амсале, утирая слезы, бросилась к телефону. Долго не могла дозвониться. Наконец трубку поднял работавший в лавке слуга. Он сказал, что Хирут недавно вышла.
— Может, она ушла к друзьям? — И госпожа Амсале стала по очереди обзванивать знакомых. Но Хирут не было ни у родственников, ни у друзей. Никто не знал, где она.
Госпожа Амсале с отчаянием смотрела на мужа.
— Что ты все время молчишь? Сделай что-нибудь. Ведь у нас пропала дочь.
— Что я могу сделать?
— Нужно искать.
— Где? Аддис-Абеба — большой город…
— Может, ее уже убили, и она мертвая лежит где-нибудь на улице. — Госпожа Амсале опять заплакала.
— Я же тебе говорю: не хорони ее заранее, женщина! Не надо впадать в панику… Действительно, что же предпринять?
— Я все же побегу, поищу ее, — предложил Тесемма.
Ато Гульлят побагровел от гнева:
— Садись и не трогайся с места. С сегодняшнего дня ты ни шагу не сделаешь из дома. Понял? Не вздумай мне перечить, мальчишка. Иначе между нами все кончено. Я тебе обещаю!
Тесемма совсем сник. Отец всегда относился к нему с любовью, редко повышал на сына голос. Но сейчас это был другой человек. Он кричал и топал ногами, того и гляди, ударит. А рядом плачущая мать. Жалко ее. Как им сказать, что Хирут нужно найти во что бы то ни стало и во что бы то ни стало нужно помешать ей сделать то, что она задумала?! Вечером может быть уже поздно. Нет, правду говорить им нельзя. Они бросятся искать дочь и, конечно, сами того не желая, выдадут ее. Тогда ей не спастись. Лучше молчать. Будь что будет.
«А что было бы, если бы она вдруг сейчас появилась дома? — размышлял Тесемма. — Да, если бы она пришла…» Тесемма знал, что он сделал бы тогда. Он сразу же позвал бы Деррыбье. Все рассказал бы о себе и Хирут. Деррыбье понял бы и помог. Ему можно довериться. «Ах, сестренка, сестренка, зачем тебе все это? Вернуться бы тебе домой — еще не все потеряно…» — мысленно повторял он, а сердце ныло от тревоги за нее, за себя, за родителей.
Госпожа Амсале немного успокоилась. Прикладывая носовой платок к покрасневшим векам, она сказала:
— Отец прав, Тесемма. Отправляйся в свою комнату. — Когда сын вышел, она повернулась к мужу: — Опять этот человек!
Ато Гульлят понял, кого имеет в виду жена. Ответил:
— Да, прямо напасть какая-то. И это Деррыбье, которого мы же воспитали! За что нас наказывает бог? Зачем он делает так, что человек, которого мы растили, учили, воспитывали, преследует нас? — Он погрузился в мрачные размышления.
— Ай, ничего, пусть будет так, — сказала вдруг госпожа Амсале.
— Что?
— Ничего, ничего. — Она замолчала, не хотела говорить больше ни слова. Она и сама толком не знала, испугала ее или принесла облегчение внезапно пришедшая в голову мысль.
Ато Гульлят внимательно посмотрел на жену. На ее лице он увидел такое выражение жестокости, какого ему в жизни видеть не приходилось.
— Что ты задумала? Скажи. Лучше, если мы это вместе обдумаем.
— Что я должна тебе сказать? Я ничего не знаю. — Она нервно рассмеялась. Смех перешел в истерический хохот. «Не помутился ли у нее рассудок?» — испуганно подумал ато Гульлят.
— Успокойся, дорогая. — Он гладил ее по плечу.
Госпожа Амсале продолжала трястись от смеха и все повторяла:
— Я ничего не знаю, не знаю. Когда придет Деррыбье… Терпение… Терпение… Пусть это случится завтра… Или послезавтра… Никто еще не отказывался от денег… Особенно если покупают машину… Ребенок из благородной семьи опозорен, а какой-то несчастный бедняк покупает машину… — И ей вдруг представилось, как ничего не подозревающий Деррыбье сидит за столом в ее гостиной, а она с улыбкой потчует его свежеиспеченной инджера и отравленным воттом.