Зов крови
Шрифт:
Стремительно преодолев расстояние, разделяющее нас, Киллиан ударил меня.
Голова мотнулась в сторону, из разбитой губы потекла кровь.
Я показательно ее облизнула, снова начав смеяться.
Он наносил удар за ударом. Ещё и ещё.
Под мой нечеловеческий хохот он избивал меня, пока я, на наше благо, не заткнулась, уплывая в небытие.
***
«Нельзя слишком торопить события и выкладывать весь план сразу! Он нас прибьёт первый, если ты и дальше будешь его подначивать!»
«Зато его лицо было
В животе заурчало от голода.
— Я тоже хочу есть, — еле выговорила я.
Киллиан оглянулся в мою сторону. Через специальную щель в клетке он подсовывал Маркусу поднос с едой.
— Ты будешь хорошей девочкой? — строго спросил он.
«Арр».
— Я буду хорошей девочкой, — послушно повторила.
Он кормил меня с ложечки, терпеливо ожидая, пока я раскрою побитые губы. Взглянув в зеркало, оставшееся стоять ровно напротив меня, оценила повреждения: правый глаз заплыл синяком цвета чайной розы. Нижняя губа напоминала кусок сырой печени. Над левой бровью торчала шишка размером с голубиное яйцо, а нос стал размером с грушу. Очевидно, мне не стоило злить Киллиана.
— Не могу смотреть на тебя такую, — сокрушенно пожаловался он. — Я готов петь тебе оды… готов осыпать тебя подарками и вознести на пьедестал, продолжая надеяться… ожидая… твоей благосклонности.
От неожиданности я подавилась и закашлялась.
Он заботливо поднёс стакан с водой.
— Ты ведь никогда не замечала, верно?
— Ты отличный притворщик! — честно похвалила я, имея в виду всю его суть.
— Я фантазировал и представлял… много раз, как мы будем вместе. Но знаешь, когда я увидел тебя и ублюдка Уотерфорда…
— Ты нас видел? — даже побитое, моё лицо изобразило гримасу удивления.
Он замялся, понимая, что сказал лишнее.
— Когда? — не унималась я.
— В день бала, — выплюнул признание он. — Ты отдавалась ему с такой страстью! Добровольно. Полностью, без остатка!
Его взгляд скользнул по моим губам:
— Ты кусала губы и так по-особенному открывала свой соблазнительный ротик. А этот розовый язычок так порочно скользил по губам.
— Ты что, смотрел, как мы занимаемся любовью?!
— О, не только! — он отскочил, отбрасывая тарелку. Вытянув с кармана брюк какую-то тряпицу, понюхал, втягивая запах полной грудью. — Это — ткнул мне её практически в многострадальный нос, — память о тебе.
До меня долетел застарелый запах семени.
«Фу, какая гадость», — кошка внутри меня ткнулась носом в собственные лапы, прячась от смрада.
Я старательно пыталась не поморщиться. Это была возможность! Он сам дал мне в руки оружие!
28.2
Я сделала попытку сесть самостоятельно.
— Полегче, — сказал Киллиан, одним небрежным движением возвращая меня в горизонтальное положение. Странно, но он частично снял оковы, фиксирующие моё тело. — Ты
Презирая себя за слабость, я всё-таки не смогла удержаться от жалобного стона, когда опустила голову на плоскую подушку.
— Попробуй выпустить когти, — Киллиан аккуратно, с благоговением и нежностью, ощупывал мою левую руку.
— Не могу, — в который раз ответила я, — как ты себе это представляешь? Выпустить когти равно полуобороту. Я ещё ни разу его не совершала.
— Как же это Уотерфорд сделал такое упущение, м? — съязвил лис. — Впрочем, нет смысла вспоминать о Нейтоне.
— Почему?
— Ему до нас не добраться, — просто ответил он, — я сам тебя научу… со временем.
Рассуждения Киллиана меня никак не тронули. Я ни на секунду не сомневалась, что Нейт меня ищет. Впрочем, проверять теорию практикой не собиралась. Ждать подмогу — хорошо, но отбрасывать возможность побега, ожидая спасения, — глупо.
Некоторое время я лежала смирно, наблюдая за манипуляциями лиса, попутно отмечая, что сегодня чувствую себя практически здоровой. Боль действительно прошла. Зрение обрело былую чёткость. Теперь следовало заставить работать мозг, пребывающий последние дни в шоковом состоянии. Конечно, я клокотала от ярости. Но какой в этом толк? Намного лучше успокоиться и обрести способность разумно мыслить.
— Я хочу попробовать сесть, — сказала спокойно, словно мы были в моей детской, а не в богами забытом месте, насквозь пропахшем кровью. Скоро здесь будет стоять такой запах разложения и гнили, что Киллиану придется перенести свою камеру пыток и перевезти своих подопытных — нас.
Казалось, лис был удивлен и обрадован моим смирением и желанием сотрудничать.
— Ты ведь не натворишь глупостей, Алекс? — спросил он. — В тебе я уверен, а вот в твоей второй ипостаси не очень. Она безумна и мне не хотелось бы с ней встречаться.
— Она ушла. Давно. Я же рассказывала, — терпеливо повторила, успокаивая шипящую внутри кошку. — Как только обернулась впервые, приступы ушли. Насовсем.
— Иногда в твоём взгляде скользит что-то такое… — он пожал плечами, — прежнее, устрашающее. Эта внутренняя сила ужасно бесит и восхищает одновременно.
Я ничего не ответила, удивлённо уставившись на него.
Тем временем он кивнул, хлопнув себя по колену:
— Ладно, давай с моей помощью попробуем сесть, — протянув руку под мою шею, начал поднимать. — Только осторожно!
В глазах заплясали белые и голубые искорки. Пребывание на успокоительных и обезболивающих ослабило меня. Я уткнулась лбом в его грудь, тяжело дыша.
Киллиан от неожиданности замер.
«Ну, давай же, мерзавчик, — подначивала кошка. — Вот мы, слабые и милые. Почти в твоих объятиях!»