Зов Оз-моры
Шрифт:
– Петьку-стрельца надысь поверстали в сыны боярские, – мечтательно сказал Денис. – А ведь все знают, что он беглый крепостной! Теперь же у самого сто четей земли и крестьяне.
– Он семь ногайцев врукопашную зарубил. Боец! Вот Иван Васильевич его и приметил. А то, что Петька бежал от помещика, не доказано в Поместном приказе. Истец даже на суд не приехал. Понял, что дело дохлое – с Биркиным-то судиться, с думным дворянином! Среди наших стрельцов, сам знаешь, половина – беглые крепостные. Ну, и что? Не пойман – не вор. Главное, чтоб воевать умели.
– Не один же Петька выбился в люди…
– Не один… но
– Беглых крепостных, значит, покрываете, а вольного не хотите отпустить? Показал же я, что оружие умею держать. Почему не дашь попытать судьбу? Надысь бирюч выкликивал царёв указ на торговой площади. Кричал, Боборыкину нужны ратные люди. Записаться может любой, окромя крепостных и тягловых. Мы же, козловские слобожане, тягло не тянем.
– Тягло ты не тянешь, а совесть твоя где? Слышал и я того бирюча, – насмешливо ответил Путила Борисович. – Как было его не услышать? Аки бирюк завывал на весь Козлов! Вчера, однако… А сейчас он где? Уехал, и следов не осталось. Дождик смыл.
– Дк царёв указ же… – промямлил Денис.
– Царёв указ, – хмыкнул голова. – Да, царёв… Так до Бога высоко, до царя далеко, а до меня – рукой подать. Вот он я! Перед воеводой и горожанами отвечаю за то, чтоб степняки не разорили Козлов. Мне нужны бойцы, а мастера кузнечного дела ещё нужнее. Вас, мастеровых, по пальцам можно перечесть. Как я стану уезд защищать, ежели вы разбежитесь? Вспомни, как мы тебя выручали, когда ты сюда приехал. Помогли дом справить и кузню оборудовать. Ну, и где твоя благодарность, Дениска?
Денис замялся, не зная, что ответить. Быков же положил на стол небольшой свиток и развернул перед Денисом.
– Скоро оружейники в Козлове станут служилыми по прибору, – продолжил он. – Вот, читай царёв указ. Ты же грамотный.
Он ткнул пальцем во фрагмент свитка со словами: «А плотникам и кузнецам, которые будут у городового и у церковного дела, давать подённого корму по шти, и по пяти, и по четыре деньги на день…»
– Прочёл? Акимке твоему четыре деньги в день положим, а тебе шесть. Смекай!
– Шестью московками в день соблазняешь? – усмехнулся Денис.
– Это ж десять рублей в год! Тебе мало? Мои стрельцы втрое меньше получают.
– Стрелец может сделаться пятидесятником, даже сотником. Получить поместный оклад. А кузнец? Никакой будущности! Как живёшь мастеровым, так и помрёшь. Указ меня к Козлову прикрепит, свободы лишит. Да и не верю я в царёв подённый корм. Он ныне есть, а изутра нет. Скажут «казна пуста» – и соси лапу. Отпусти меня!
– Так ли хорошо в этой новой крепости? Недавно Боборыкин заставил всех тонбовцев строить острожек. И ежели б крестьян, казаков и стрельцов! Нет же, он и попов, и сынов боярских впряг возить дубовые брёвна. За ослушание батогами бил. Батогами! Они челобитные в Москву писали, жаловались, а ему хоть бы хны. Он же царю родня. Подумай, Дениска, в каком аду ты окажешься!
– Знаю… – задумчиво сказал Денис. – Токмо не Роман ли Фёдорович дал коней лучшим пешим стрельцам? Не казённых. Своих жеребцов не пожалел! Неужто врут люди?
– Не врут. О державе, видишь ли, Боборыкин радеет. Нет, Дениска! Он просто богатый и молодой. Перед царём выслуживается, будущность себе выстилает.
– Но ведь дал коней…
– Так вот на что ты нацелился?
– Как повезёт…
– Ежели и получишь поместье, – засмеялся Путила Борисович. – Думаешь, счастливее станешь? Забот прибавится, врагов тоже. Так и будешь озираться, не роют ли тебе волчью яму. И ты её тоже рыть начнёшь. Никуда не денешься, ведь либо ты, либо тебя… Слышал мой разговор с Боборыкиным? Там, у ворот Тонбова? То мы с Иван Васильевичем на него донос пишем, то он на нас…
– Отпусти, Путила Борисович! До гроба благодарен буду.
– Нет уж, оставайся здесь! Возвращайся к своему ремеслу. Я тебя и раньше не обижал, и впредь обижать не стану. А вот если сбежишь… нет, не доедешь ты до Тонбова! Я уж постараюсь, чтоб не прошёл ты Челнавскую засеку. Когда тебя поймают и ко мне приведут, бить буду собственноручно. Долго и больно, чем попадя и по чём попадя, – задушевно произнёс Быков и погрозил Денису шишковатым кулаком, похожим на булаву.
Тот же, побаиваясь собственной смелости, выпалил:
– Будь твоя воля, ты бы всех подряд закрепостил!
Быков понял, на что намекнул Денис. В те времена Русь, вся в ранах от Смуты и непрерывных войн, покрывалась рубцами крепостного права, и одним из таких шрамов было поместье Путилы под Данковом – захваченные им земли с вольными в недавнем прошлом земледельцами. Драл он с них столько шкур, сколько удавалось. Нет, не на роскошную жизнь: к излишествам он не привык, даже супругу держал в чёрном теле. Однако сын Артемий – другое дело. Его удалось пристроить в столицу на житие. Самого царя охранял! У молодого дворянина пока не было поместного оклада, а денег ему платили мало, вот и приходилось его содержать. Но не вечно же кормить и снаряжать жильца! Надо было выстлать ему путь к чинам, а это взятки, взятки, взятки…
Деньги требовались Быкову и на оружие, и на коней, и на доспехи для себя и своих боевых холопов, Тимошки и Егорки. Не к лицу было одевать их в старомодные тегиляи, да и потерять рабов-рыцарей не хотелось. Сколько сил приложил Путила, чтобы обучить их ратному искусству! Вот теперь и тратился на железо для них. А откуда средства брать? Жалованье у него было не такое уж и великое, тридцать рублей в год. Всего-то в три раза больше, чем он пообещал Денису.
– И закрепостил бы! – с вызовом ухмыльнулся Быков. – Как иначе людей на месте удержать? О себе все думают, не о державе. Вот и ты такой же.
Путила затряс густой седеющей бородой и повернулся к стоящей неподалёку прислужнице:
– Варька, принеси-ка ещё хлебного вина!
Та, не поднимая глаз, развернулась и мелкими шажками пошла к двери.
– Разглядел её? – вполголоса спросил Быков. – Складная, видная, статная… а какая кожа! Ни белил, ни румян не нужно. Природная белизна, природный румянец! Этакая снегурка розовощёкая. А как поёт! Заслушаешься. Правда, ни слова не разберёшь.
– Она нерусская?
– Мокшаночка 10 .
10
Мокша – один из двух волжско-финских народов (мокша и эрзя) с общим названием «мордва».