Зов свободы
Шрифт:
— Даже так? — удивился юноша.
— Да. Запомни это. Однажды такая вот милая девушка может нацелить в тебя копье. И что ты тогда будешь делать?
— Я сделаю все возможное, чтобы не ранить женщину.
Траппер улыбнулся:
— Неужели?
— Я не знаю, хорошо ли это, но меня воспитали как джентльмена и научили обращаться с леди.
— Настоящие леди — это те далекие высокомерные дамы в модных платьях. Если ты не изменишь свое отношение к женщине, можешь оказаться мертвым джентльменом.
— Тебе приходилось убивать женщину?
Шекспир бросил быстрый взгляд на своего спутника:
— Это как раз тот вопрос, который ты не должен задавать мужчине, даже другу.
— Прости.
— А вот и мы, — объявил траппер. — Это типи Черного Котла.
— Что-что?
— Типи. Так называют коническую палатку, особым образом устроенную.
Нат внимательно оглядел сооружение. По форме оно напомнило стог сена, какие Кинг видел на фермах. Сосновые шесты были воткнуты в землю по кругу, их верхние концы собраны вместе и скреплены. Сверху на каркас натянут чехол из бизоньих шкур. Высота этой конструкции составляла примерно двадцать пять — тридцать футов, а диаметр круга у основания — около двадцати.
— Нам придется ждать Черного Котла, чтобы войти внутрь, — объявил траппер. — А пока я объясню тебе, как себя вести.
— То есть?
— Вот несколько основных правил, которые ты должен знать. Видишь вход? — спросил Шекспир и указал на полог, развевающийся на ветру.
— Да.
— Если он открыт, можешь входить в типи, не соблюдая никаких формальностей, но, если полог закрыт, ты должен ждать, пока тебя не пригласят. Понимаешь?
— Да.
— Как только войдешь, встань справа и жди, пока хозяин не предложит тебе сесть.
— А почему я не могу пойти налево?
Шекспир вздохнул:
— Да потому, что налево ходят женщины. Ты же не женщина?
— Конечно же нет.
— Итак, идешь направо. Возможно, хозяин захочет, чтобы ты сел слева от него, но по пути к своему месту постарайся не проходить между очагом и человеком, который греется у огня.
— Почему?
— Индейцы считают это проявлением грубости и плохим знаком. Так что всегда обходи сзади людей, сидящих у огня. Если тебе предлагают есть, ешь. И не оставляй ни кусочка, ни крошки, или обидишь хозяина.
Нат покачал головой в изумлении:
— Я и понятия не имел…
— Подожди, я еще не закончил. Если хозяин стучит своей трубкой о землю или просит женщину расстелить одеяло, для гостя это знак уходить.
— А уходить я должен держась правой стороны?
— Нет. Тогда вылетишь через дымовой клапан, — ответил траппер и слез с лошади, Нат тоже спешился.
Они услышали погребальный плач и, оглянувшись, увидели троих шошонов, которые несли четвертого. Рядом шла женщина со слезами на глазах. Руки ее были прижаты к щекам, она жалобно всхлипывала.
— Я рад, что ты преодолел себя, — заметил старый охотник.
— То есть?
— Тебе предстоит увидеть зрелище, от которого кровь стынет в жилах.
ГЛАВА 8
Шекспир, как всегда, нисколько не преувеличивал.
Пока одни шошоны заботились о раненых, другие собирали убитых. Среди погибших оказалось трое воинов, пять женщин и трое мальчиков. Их тела сложили в ряд недалеко от типи Черного Котла. Сюда же стащили трупы и одиннадцати черноногих.
Нат с интересом наблюдал за происходящим. Жены троих погибших воинов рыдали над телами мужей, матери и сестры мальчиков горько оплакивали своих чад. Мужчины же выражали скорбь иначе.
Черный Котел и другие шошоны подошли к поверженным врагам, достали ножи и начали вырезать у них сердце, печень и другие органы, сопровождая это пронзительными криками и стонами.
Придя в ужас от такого зверства, Нат наклонился к Шекспиру:
— Почему они так издеваются над черноногими?
— Они мстят за убитых.
— Мстят трупам?
— Это не имеет значения.
Нат испытал сильное отвращение, когда шошоны начали резать на кусочки органы и кидать их сбежавшимся невесть откуда собакам. Он склонил голову, почувствовав, как к горлу подступает тошнота, а когда снова поднял взгляд, стало еще хуже.
Шошоны отрубали головы.
— Эта часть мне нравится больше всего, — прокомментировал траппер.
Теперь индейцы, взяв в каждую руку по ужасному трофею, стали танцевать, победно размахивая головами и крича от восторга. Женщины и дети тоже ликовали.
— Что же это, Господи? — вздохнул Нат. Шекспир, услышав это, поморщился:
— Бог белых людей не в чести к западу от Миссисипи. Большинство племен верит во Всевышнего Духа. У них своя религия.
Нат с ужасом взглянул на него:
— Этих людей ты называешь религиозными?
— Запомни: кто Бог одному, другому может быть дьяволом.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Не суди индейцев по своим меркам.
— Дикари они и есть дикари, как на них ни смотри.
— Что с того? Разве стоит лучше относиться к белым только потому, что они считают себя более цивилизованными?
Нат недоуменно посмотрел на траппера:
— И ты одобряешь такое их варварское поведение?
— Не буду лгать. Да, одобряю.
— Как ты можешь?
— Это веление их природы.
— Что?
— Закон природы, устройство здешней жизни. Как ни назови это чувство, оно обязательно созреет в человеке, прожившем здесь достаточно долго. Ты назвал шошонов варварами, а они всего лишь гордятся тем, что в честном бою одолели врагов. По крайней мере, они искренны и честны в проявлении эмоций, — объяснил Шекспир. — О белых я такого сказать не могу. Они прячутся за стеной законов, им проще отказаться от своих чувств, чем обидеть кого-то. И если возникает спор, белые слишком трусливы, чтобы решать дело в поединке, поэтому ищут правду в суде. Белые никогда не смотрят в глаза врагам и несвободны в своих желаниях. Если они проигрывают, то делают вид, что им все равно, хотя в глубине души им хочется избить своего противника до полусмерти.