Зовем вас к надежде
Шрифт:
Труус хрипло спросила:
— Кто говорит?
Незнакомый женский голос назвал номер телефона.
— Номер я знаю! Я хочу знать, кто говорит! Кто вы? Что вам нужно в нашем доме?
— В нашем… А кто это, простите?
— Я… — Щеки Труус пылали: как попала эта женщина на Тироуз-драйв?! Все больше и больше она взвинчивала себя до состояния безрассудного возбуждения. — Послушайте, я говорю из Берлина, это город в Германии, а Германия лежит в Европе, а зовут меня Труус Линдхаут!
— О…
— Что «о»?
— Я много слышала о вас, мисс Линдхаут, но мы еще не видели друг друга.
— Очевидно
— Что?
— Музыка, которую я слышу.
— Рахманинов, мисс Линдхаут. Концерт для фортепьяно номер два.
— Это на линии или…
— Нет. Это долгоиграющая пластинка. У меня как раз перерыв, и я ее поставила. Я люблю Рахманинова. В особенности этот концерт для фортепьяно. Вы тоже?
— Шкаф с пластинками и стереоустановка находятся в моей комнате, — задыхаясь, сказала Труус. — Вы… вы в моей комнате?
— Разумеется, мисс Линдхаут.
— Что вы там делаете?
— Ну, как я уже сказала, я поставила пластинку…
— Послушайте… — Труус перевела дух. — Как вас зовут?
— Эйлин Доланд. Я секретарша вашего отца. Сегодня утром он позвонил мне из этой клиники в Европе и попросил на время его отсутствия пожить в вашем доме. Я должна здесь работать, следить за порядком и отвечать на телефонные звонки.
— Это ложь! — истерично закричала Труус. — Секретаршу моего отца зовут Мэри Плойхардт, она работает у него уже много лет. — Музыка вдруг прекратилась. — Что там с концертом для фортепьяно?
— Я выключила проигрыватель, мисс Линдхаут. И прошу вас быть немного повежливей. У вашего отца сейчас две секретарши — из-за большого количества работы.
— Как давно вы работаете у него?
— Около трех месяцев — разве он вам не говорил?
— Нет!
— Значит, он забыл, мисс Линдхаут. Вы понятия не имеете, что здесь происходит с тех пор как ваш отец в Европе.
— Как же, могу себе представить… — И со злой иронией добавила: — Для вас это, должно быть, очень утомительно, мисс Доланд.
— Мисс Линдхаут, вы действительно не должны так со мной разговаривать!
— Извините, мисс Доланд. Вы спите в моей комнате, да?
— Нет.
— Но ведь сейчас вы в моей комнате?
— Потому что захотела послушать музыку, только по этой причине. Телефон есть в каждой комнате — это вы знаете.
— А где вы будете спать?
— В комнате вашей покойной матери. Я нахожу, что этот разговор несколько выходит за обычные рамки. Мне двадцать пять лет, мисс Линдхаут…
— О, уже двадцать пять?
— …и я не потерплю, чтобы со мной говорили в таком тоне! Я в этом доме всего несколько часов, потому что меня попросил об этом очень уважаемый мною профессор Линдхаут! Я независима, а миссис Плойхардт замужем.
— Я и без вас это знаю! — закричала Труус.
— Если вы будете так кричать, я повешу трубку. Сожалею, мисс Линдхаут. Я не потерплю этого.
— Я… я волнуюсь… Извините… я ищу отца!
— Я тоже, мисс Линдхаут.
— Что это значит?
— То и значит. Он собирался вылететь сегодня в Базель, в «Сану», и по своем прибытии позвонить мне. Когда зазвонил телефон, я подумала, что это он. Вы ведь знаете, что в эти дни он очень занят. Впрочем, на тот случай, если вы позвоните, он просил передать вам, что у него все хорошо. Он
— Телефон уже работает. Целых пять минут!
— Прекрасно. Но вы, конечно, понимаете, что я не могла об этом догадаться. — Ее голос тоже стал агрессивным. — Я бы снова попробовала дозвониться вам поздно вечером — то есть у вас ранним утром.
— На самом деле? Как любезно с вашей стороны.
— Мисс Линдхаут, я поняла, что вы сначала очень удивились. Полагаю, что уже пора перестать удивляться, потому что я вам все объяснила. На тот случай, если вы позвоните, ваш отец просил передать вам — это он сказал мне, позвонив из той клиники, — что все время думает о вас. Вы не должны ни в коем случае беспокоиться. Было бы правильно, если бы вы сейчас извинились за свое поведение…
Труус дрожала всем телом:
— Да ведь это…
— Что, простите? — спросил молодой голос.
Труус швырнула трубку. Она была слишком зла, чтобы плакать. Двадцатипятилетняя женщина в ее комнате! Якобы секретарша отца! Якобы не знает, где он! А если он рядом с ней? Труус потеряла всякое чувство реальности. Рядом с ним? Какая-то молодая дама из университета? Там было много таких, как Пэтси, с которой он тогда договорился встретиться в мотеле! Адриан был знаменитым человеком! Одинокий, жена умерла, дочь в Европе… может быть, женится еще раз… Определенно, в Лексингтоне теперь шли настоящие бои из-за него! Эйлин Доланд… никогда не слышала этой фамилии… Адриан обязательно рассказал бы о второй секретарше… но конечно, ничего бы не сказал, если речь идет не только о секретарше… или только о секретарше! Это подло, подло с его стороны! Он знал, как сильно любит его Труус! А тут он пригласил к себе девушку… двадцати пяти лет… и она крутила пластинки в ее комнате! Чем она еще там занималась? Да, чем?
Труус швырнула подушку через всю комнату. Подушка попала в вазу для цветов и опрокинула ее. Ваза разлетелась вдребезги, на пол потекла вода…
Труус задышала часто и прерывисто. И она ничего, ничего, ничего не могла предпринять! О да, она могла позвонить в институт и узнать у миссис Плойхардт, верно ли все, что только что рассказала ей эта особа! Труус хорошо знала миссис Плойхардт, а в Лексингтоне сейчас было только четыре часа тридцать минут.
Номер института!
Труус вскочила и в ночной рубашке побежала в соседнюю комнату, где лежала ее записная книжка. Она наизусть знала номер института, но в этот момент была слишком взволнована, да и времени прошло слишком много с тех пор, как она покинула Лексингтон. Где записная книжка? Труус стала рыться в горе книг и бумаг. Где эта паршивая…
Зазвонил телефон у ее кровати.
Труус оцепенела. Если это опять та баба, то ей достанется! Она побежала босиком назад в спальню, схватила трубку и закричала:
— Труус Линдхаут! Что вы хотите!
— Всевышний Боже, — сказал теплый, приятный голос мужчины, — что с вами, Труус? Вас кто-то хочет убить? Или вы кого-то убили?
Это был голос приват-доцента по синологии, доктора Кристиана Ванлоо.
49
— Герр Ванлоо! — Труус опустилась на кровать и истерически засмеялась.