Зовите меня Медведем

Тмин Марина

– Обожаю вечеринки у Мэла. Готов поспорить на что угодно, что в таких особняках тебе еще не доводилось бывать.

– Я никогда к этому и не стремился.

– Каждый хочет прикоснуться к роскошной жизни, разве нет?

– Только взглянуть одним глазком, чтобы затем высмеять.

– Ненавидишь все материальное, да?

– Просто не вижу смысла в богатстве и роскоши, если внутри при этом пустота, которую не заглушить ни деньгами, ни драгоценностями.

– Хочешь сказать, у тебя внутри зияющая рана, кишащая червями воспоминаний? – Ян посмотрел на меня и цокнул языком. – По тебе и не заметно.

– Я над этим как раз работаю. А у тебя нет? Или у Мэла?

– Дай-ка подумать.

– Если ты умеешь.

– Не

смешно.

Но подумать он не успел, мы уже свернули на подъездную дорожку, с обеих сторон окруженную манговыми деревьями. Конец ее тонул в темноте, чуть поодаль отстоял залитый светом особняк, больше напоминавший родовое гнездо в Англии начала девятнадцатого века, чем жилье лаосского мафиози. Мне бы и в голову не пришло, что в Азии можно выстроить подобное сооружение. Тут были и колонны, и античные статуи, и фрески, и фонтаны, и даже живая изгородь, и беседки, увитые виноградом. На земле валялись спелые манго, лопнувшие от зрелости, усеянные голодными насекомыми, которых привлек их терпкий сладкий аромат. Мэл высадил нас у большой мраморной лестницы, а сам скрылся где-то в глубине бесконечного сада. Ян похлопал меня по вспотевшей спине, и двинулся вперед, попутно рассказывая историю этого дома. И да, он был прав – никогда раньше мне не доводилось бывать в подобных зданиях.

– У тебя есть приличная одежда?

– Нет, мой портной не смог сопровождать меня, но я могу надеть самые чистые джинсы, если нужно.

– Что-нибудь найдем. – Мои шутки ему явно не нравились, или он их просто не понимал. А я всегда считал – чтобы жить в таком доме, нужно обладать хорошим чувством юмора.

Судя по шуму, доносившемуся из-за высоких дверей матового стекла, вечеринка уже началась, но мы даже не остановились, чтобы заглянуть внутрь, а проследовали сразу на второй этаж. Кондиционеры работали на полную мощность, так что мокрая от пота футболка, прилипшая к телу, остыла, и по спине побежали мурашки.

Комната Яна напоминала скорее гримерную кинозвезды, нежели жилище молодого парня. Не было ни постеров с футболистами, ни плакатов с голыми женщинами, зато повсюду валялась дорогая одежда, лучшие импортные часы, а все стены были увешаны зеркалами. Прикроватный столик скрывался под горой сигаретных пачек, а пол был устелен пеплом вперемежку с журнальными вырезками и еще каким-то мусором.

– У меня тут убираются не слишком часто. Терпеть не могу кристальную чистоту, но ты бы видел комнату Мэла – там всегда вылизано все до последней пылинки, как будто целая банда уборщиц каждые два часа проходит по каждому сантиметру стерильной зубной щеткой.

– Зачем он устраивает вечеринки?

– Для меня. Мне бывает одиноко, и он хочет меня порадовать. Заодно налаживает связи, поддерживает контакты. С молодежью, со своими коллегами.

– И ищет себе новых мальчиков?

– Осуждаешь меня? – Ян задал свой вопрос беззлобно, но было видно, что шутки на эту тему его задевают.

– Нет. Каждый бежит по-своему. Меня тоже можно осудить.

– Я не в том положении, чтобы судить кого-то. Придурки те, кто составляет мнение о человеке, опираясь только на его образ жизни. Люди же намного глубже, чем их род деятельности.

– Это скучно. И я голоден. – Чистая правда, но я сказал это только чтобы отвлечься. Ненавижу говорить с людьми о том, что их расстраивает. А если судить по Яну, он был близок к тому, чтобы разреветься и броситься мне на шею. К тому же, за последние дни я наслушался чужих россказней, так что мне не хотелось быть посвященным в еще одну душещипательную историю.

Ян пожал плечами и вышел из комнаты, оставив меня изучать лепнину на потолке. Я подошел к окну, откуда был виден темный сад, который простирался на пару километров вдаль, затем резко обрывался, и за ним выстраивались жмущиеся друг к дружке деревянные домики, плавно вливающиеся в центр Вьентьяна. За

рекой светился огнями манящий Таиланд, а с нижнего этажа доносилась музыка и голоса. Я закрыл глаза и подумал – понравилось ли бы здесь Коре? Она бы наверняка заставила меня взять с собой приличный костюм, а сама надела бы самое обтягивающее платье со сногсшибательным разрезом до середины бедра и открытой спиной. Ей бы удалось затмить всех, кто был сегодня внизу. Память нарисовала мне Корин образ, я буквально почувствовал, как она подходит сзади и говорит: «Не оборачивайся, я еще одета», а потом обнимает меня своими хрупкими руками, и я не могу не обернуться, потому что знаю, как она красива. А потом мы кружим по комнате, залитой лунным светом, спотыкаемся обо все подряд, потому что я неуклюжий, как настоящий медведь, а она смеется, и все вокруг светится.

– Медведь!

* * *

Облаченный в костюм Мэла, я весь вечер подпирал колонну на краю огромного викторианского зала, время от времени мне удавалось забывать, кто я такой, и где нахожусь. Я ощущал присутствие Коры, ко мне подходили какие-то люди, девушки, женщины, папики с кошельками, весившими больше, чем мой походный рюкзак, но мое сознание витало где-то далеко. Изысканный официант подливал мне чуть теплый виски и бросал два кубика льда в стакан, который пустел быстрее, чем хотелось бы. Я чувствовал, как ноги перестают слушаться, а голова наливается свинцом. Ян пытался меня растормошить, но потом плюнул на это гиблое дело.

Людей было слишком много, огромное помещение с потолками под пять метров казалось муравейником, кишащим пестрыми платьями, брючными костюмами, едва прикрытыми ягодицами, смокингами, джинсами, мини-юбками. Все смеялись и толкались, снуя между щедро накрытыми столиками, а официанты изящно лавировали сквозь толпу пьянеющих гостей. Я видел столы для карточных игр, русскую рулетку, столик, сплошь усыпанный белым порошком, над которым то и дело склонялись мужчины, женщины, прислуга. Музыка пульсировала в висках, мне было тошно и мерзко. Раньше меня не приглашали на подобные приемы, а после гибели Коры я верил, что мне заказана дорога в великосветское общество. И все же – я очутился в нужном месте в нужный час. Мне стало даже смешно, что двое олухов-полицейских, сами того не зная, выдали мне билет в роскошную жизнь. Пусть только на один вечер. Завтра я сложу свои грязные футболки в драный рюкзак и побегу снова, дальше и дальше, в надежде отыскать рай, о котором так часто говорила Кора.

Внезапно я почувствовал, что кто-то врезался в меня со всей силы, и покачнулся от неожиданности, выплеснув остатки виски прямо в декольте проходившей мимо старухи. Она громко фыркнула и обозвала меня жалким пьяницей. Как только меня не обзывали за эти годы, и всегда мне было все равно. Я чувствовал, что к человеку без прошлого и без будущего не имеют никакого отношения поверхностные оценки незнакомых людей. Врезавшийся в меня парень пошатался, точно не заметив столкновения, выпрямился и тараном пошел на другого парня, чуть повыше, который его толкнул. Перед глазами все плыло, так что я не сразу узнал дурацкую стрижку и мощную шею, обвязанную вместо галстука цветастым платком.

– Мопс! Мопс! Какого хрена ты делаешь? – Мопс был, похоже, пьян и слишком увлечен разборками с нападавшим на него здоровяком, так что мне пришлось протиснуться сквозь любопытствующих, которые уже успели образовать кольцо вокруг нарушителей спокойствия, чтобы схватить Уинзора за шиворот.

– Отвали! Отвали, я говорю! Не то тебе тоже влетит!

Не глядя, он попытался вырваться, но я был трезвее и выше в полтора раза, так что уйти от меня было не так-то просто. Наконец, он обернулся, под левым глазом у него начал проступать синяк, а нижняя губа была рассечена. Рыкнув что-то еще раз, он скинул мою руку, сфокусировался, и лицо его расплылось в странном подобии улыбки.