Зовущие на подвиг
Шрифт:
Второй фильм по Вишневскому — «Оптимистическая трагедия» — был создан в 1963 году. В киноискусстве Запада звучали пессимистические нотки неверия в человека, отрицания героического начала. В советской кинематографии под маркой «новаторства» бытовали «антигероические» тенденции. Их апологеты выступали якобы как противники всего устаревшего, консервативного, прямолинейно-лобового, упрощенно-декларативного.
Именно в ту пору и появилась на экранах «Оптимистическая трагедия» — большой, масштабный, полный пафоса и революционной героики фильм.
Это был новый экзамен для художественного направления, которое еще в двадцатые — тридцатые годы утверждали в
Как же примет фильм современный зритель?
Большой экран московского кинотеатра «Россия». Общественный просмотр. В зале много критиков, хорошо знакомых с современными художественными течениями... По какой-то особенной тишине, наступившей в зале с самого начала, чувствуешь: между фильмом и аудиторией возник прочный, уверенный, неслучайный контакт.
Увиденное на экране зритель воспринимает как правду, идущую из жизни, мужественную правду гражданской войны, революции, принимает масштабность картины, ее революционную страстность.
Все, что происходит на экране, созвучно нашему сегодня: битва за революционную дисциплину — это битва за самое революцию, за ее победу над анархией, развинченностью, распущенностью.
После просмотра завязались дискуссии. Критики нашли в фильме немало недостатков — непреодоленная театральность, декламация, на которую подчас срываются актеры, не осилившие высот пафоса Вишневского. Но при всем этом было ясно, как важен, как нужен для современного кино этот фильм. Экранизация героической трагедии Вс. Вишневского стала выдающимся явлением.
В «Оптимистической» — летопись, рассказ о рождении вооруженных сил трудового народа. Рассказ правдивый, без упрощений, во всей сложности, без опасений, как бы зритель не понял чего не так, не подумал бы... Широкоформатный экран способствовал достижению эпического размаха.
Режиссер А. Таиров, первый постановщик трагедии на сцене Камерного театра, говорил: «Кто такие вообще матросы? Это, выражаясь словами присяги, клятвы, сыны трудового народа, это трудовой народ, это крестьяне, рабочие, которые служат на кораблях, соответственно прошли определенную учебу... которые вольнее, чем каждый другой человек, потому что воспитываются в борьбе с вольной стихией, знают, что такое неукротимая сила стихии, которые знают, что эту неукротимую силу стихии надо усилием коллективной человеческой воли побеждать. Это те матросы, которые привыкли действовать коллективно, у которых наряду с воинской дисциплиной, благодаря специфике их работы, образуется еще иная, внутренняя дисциплина, создающаяся во время походов, дисциплина взаимного поручительства перед лицом всех опасностей похода и всех бурь в прямом и переносном смысле».
Команда линкора «Император Павел Первый» разношерстная. «Бродяги в хорошем морском смысле — вокруг света бродили, из крепости бегали, прошли войны, плен». Такой народ «раз и навсегда разучился перед кем бы то ни было тянуться и козырять». Ненависть к «белым горлам» (офицерам, носившим белые воротнички) перешла в ненависть ко всякому порядку. Анархия точит ряды, своеволие, мелкобуржуазная стихия грозит захлестнуть все революционные завоевания. Укоренились разнузданность, блатной, циничный жаргон. Распад коллектива. Враждебная настороженность друг к другу. Разговаривают испытующе, напряженно, неуступчиво, для впечатления в разговоре запускают разные словесные букеты... Эти непростые оттенки взаимоотношений переданы тонко, впечатляюще. Глубоко раскрыта психология действующих лиц. Масса, широта охвата событий не затмили человека. В фильме много крупных планов, лица людей заполняют экран, и зритель видит каждое движение души, обуревающие их мысли и чувства.
«Оптимистическая трагедия» — это рассказ о том, как «свободный анархо-революционный отряд» превращается в Первый революционный морской полк.
В центре — конфликт, характерный для тех лет. С одной стороны — Комиссар, человек, несущий свет революции, законы новой высокой человеческой морали. С другой — Вожак анархистов, натура, предельно чуждая свету, темная звериная сила, звериная хитрость и настороженность. Всякой большой волне сопутствует пена, и к новым социальным чувствам примешиваются крайности, издержки: анархизм, недисциплинированность, зазнайство. Кое-кто спешит сразу пожать плоды победы, ничего не упустить из того, что якобы уже заслужил своим участием в общей борьбе. Откуда взялся такой Вожак?
В театре его часто играли упрощенно: просто разнузданный, кровожадный анархист, хулиган — и все. Борис Андреев, в полном соответствии с авторским замыслом, играет Вожака сложным, противоречивым, трагическим, с большой психологической и философской глубиной. Человек когда-то был на каторге, ходил на Каледина, поднявшего контрреволюционный мятеж казаков на Дону. Прошлое у него боевое.
Вожак поначалу, кажется, не против революции, но к большевикам, к их представителю, Комиссару, относится недоверчиво, пока не враждебно, оттого что не знает, не кончится ли со всем этим матросская вольница, которую он чувствует призвание отстаивать.
Слово «анархия» противники иностранных слов в русском языке заменяли словом «безволод», т. е. безвластие, никто не главенствует ни над кем. Но практически эта абсолютная «демократия» оборачивается абсолютной диктатурой. Вольница теряет свою исходную коллективистскую демократию, ибо находится какой-нибудь Вожак, который благодаря грубой физической силе и обилию низменных качеств становится, по существу, диктатором.
Комиссар приходит на корабль как организующая, руководящая сила партии — та самая сила, которая сделала монолитным, непобедимым народ, поднявшийся на борьбу со старым миром.
Образ Комиссара на первый взгляд может показаться схематичным — скорее символ, чем живой человек. Но это не так. Комиссар — образ необычный, исключительный, но в то же время не условный. Сам Вишневский, со школьных лет полюбивший романтику подвига, борьбы, в какой-то мере его прототип. В те годы были и женщины комиссары, такие, как другой прототип этого образа — Лариса Рейснер, дочь петербургского профессора, комиссар Морского Генерального штаба, разведчик в тылу у белых, поэтесса, человек большого интеллекта... Комиссара невольно начинают признавать: тут и чисто личное — интеллектуальное, нравственное, чисто человеческое обаяние, и возвышенные идеи революции, которыми она одухотворена.
Прекрасно сделана сцена матросского митинга. Вожак казнил двух ни в чем не повинных людей, вызвав недовольство матросов. Но все еще действует привычка. Толпа не решается остановить Вожака. Появляется Комиссар. Она улавливает нервное напряжение матросов, родившийся в их душе протест против наглого своеволия Вожака. И она читает — по чистому белому листу — якобы постановление военно-полевого суда о присуждении Вожака к высшей мере наказания, читает никем не написанный приговор по взглядам матросов. Момент выбран точно: произвол переполнил чашу терпения. Вожака казнят: люди не могут жить по звериным законам...