Зримая тьма
Шрифт:
С человеком в черном что-то происходило — вроде медленных конвульсий, от которых мяч трясся на его груди. Его рот раскрылся.
— Мистер Педигри.
Старик вздрогнул, уставился на оплавленное лицо, присмотрелся, склонив голову на бок, и как будто бледная кожа с левой стороны лица была прозрачной, обшарил его взглядом — от искривленного рта до искалеченного уха, не полностью скрытого волосами. Глаза старика вспыхнули яростью.
— Я тоже узнал тебя, Мэтти Вудрэйв! Это ты!.. Ты все испортил тогда, много лет назад, наглый жестокий урод! О, я узнал тебя! Отдай мне мяч! У меня ничего нет, но… Это ты во всем виноват!
Снова
— Знаю.
— Вы слышали его?! Будьте свидетелями, джентльмены, я призываю вас! Видите? Он погубил человеческую жизнь, жизнь, которая могла быть такой, такой прекрасной…
— Нет.
Это слово глухо проскрежетало, произнесенное органом, не приспособленным к речи. Старик буквально прорычал:
— Отдай мне мяч, отдай мне мяч!
Но вся поза стоявшего перед ним человека, крепко прижимавшего мяч к облаченной в черное груди, означала отказ. Старик зарычал снова. Оглянувшись, он вскрикнул, как ужаленный, — дети уже разбежались, разбрелись и смешались с другими компаниями, игравшими в парке. Старик выбежал на опустевшую лужайку.
— Томми! Фил! Энди!
Человек в черном обернулся к Симу, глядя ему в лицо поверх мяча. С величайшей торжественностью он протянул обеими руками мяч, и Сим понял, что должен забрать его столь же церемонно. Он даже слегка поклонился, принимая мяч в обе руки. Человек в черном развернулся, направился за стариком и, словно зная, что они идут за ним, сделал, не оглядываясь, запрещающий жест одной рукой — оставайтесь на месте.
Они провожали его взглядом, пока он не исчез за туалетом. Сим обернулся к Эдвину.
— Что все это значит?
— По крайней мере, кое-что мне ясно. Этого старика зовут Педигри.
— Я же говорил тебе, да? Он воровал детские книги.
— Ты обращался в суд?
— Я предупредил его. Мне все было ясно… Он использовал книги как приманку, старый, старый…
— С кем не бывает.
— Не гневи Бога. У тебя никогда не возникало желания приставать к детям, да и у меня тоже.
— Что-то он там очень долго…
— Зашел облегчиться, чего тут такого.
— Если только не поцапался со стариком.
— Исключительно гнусная личность. Надеюсь, мы больше его никогда не увидим.
— Кого?
— Старикана… Как ты его назвал — Петтифер?
— Педигри.
— Ах, Педигри… Мерзость!
— Наверно, стоит пойти поглядеть…
— На что?
— Может быть, он…
Эдвин потрусил по лужайке к туалету. Сим остался ждать, чувствуя не только нелепость происходящего, но и отвращение, словно мяч в его руках был какой-то пакостью. Он соображал, что делать с мячом, и воспоминание об опрятном старике с его отвратительными склонностями заставило его поморщиться про себя. Он попытался думать о чем-нибудь чистом и приятном, вспомнил дочурок Стэнхоупа, таких милых, таких благовоспитанных! Что за удовольствие было следить, как они растут; но сколь бы женственны они ни стали, ничто не может быть обворожительней детской хрупкости, той красоты, от которой хочется плакать… Конечно, из них не вышло то, что должно было выйти, но в этом столько же вины Стэнхоупа, сколько их собственной, а ведь Софи и сейчас осталась такой симпатичной и дружелюбной… Доброе утро, мистер Гудчайлд, как поживает миссис Гудчайлд? Да что вы говорите! Да, сестренки Стэнхоуп словно освещали Гринфилд своим ореолом!
Эдвин вернулся.
— Его нет. Исчез.
— То есть ушел. Не преувеличивай. Там, среди лавров, есть выход на дорогу.
— Их обоих нет.
— Что же мне теперь делать с мячом?
— Я думаю, оставить пока у себя. Вернем при следующей встрече.
— Ладно, мне пора.
Они вместе зашагали к воротам по гравийной дорожке, но не прошли и пятидесяти ярдов, как Эдвин остановился.
— Это было где-то здесь.
— Что?
— Забыл? То, что я видел.
— А я — не видел.
Но Эдвин не слушал его. У него отвисла челюсть.
— Сим! Я все понял. Да-да, все сходится! Я продвинулся на шаг к полному пониманию… если не того, кто он такой… то того, что он делает, и как делает… Этот мяч, пролетевший мимо или насквозь… Он пропустил его. Он зная, что это не тот мяч.
ГЛАВА 13
Рут капризничала. Такого с ней почти никогда не случалось, ибо в целом она была женщиной рассудительной; но сейчас она простудилась и лежала в постели с температурой. В магазине по мере надобности оставалась хозяйничать девушка. Сим нервничал, когда оставлял ее одну, но ему то и дело приходилось носить наверх горячее питье и уговаривать Рут выпить его. Всякий раз как он поднимался к ней, его задерживали ее капризы. Она лежала на своей половине двуспальной кровати, где поколение назад были зачаты их дети. Ее глаза были закрыты, лицо блестело от испарины. То и дело она начинала бормотать.
— Что ты сказала, дорогая?
Бормотание.
— Я принес тебе попить горячего. Может быть, сядешь и выпьешь?
Рут произнесла с потрясающей отчетливостью:
— Он двигался. Я его видела.
Сердце Сима пронзила неподдельная боль.
— Хорошо. Я рад. Садись и выпей.
— У нее был нож.
— Рут! Сядь!
Глаза раскрылись; взгляд сосредоточился на его лице, затем скользнул по стенам и поднялся к потолку. Над домом снижался самолет — с таким ревом, что казалось, он здесь, в комнате. Рут оперлась на руки и с трудом приподнялась.
— Тебе лучше?
Рут задрожала, и Сим накинул ей шаль на плечи. Она выпила лекарство глоток за глотком и, не глядя на мужа, отдала ему стакан.
— Ты горячая, как печка, значит, скоро пойдешь на поправку. Померить тебе еще раз температуру?
Она покачала головой.
— Смысла нет. Знай лишь то, что знаешь. Слишком шумно. В какой стороне север?
— А что?
— Я хочу знать. Мне нужно знать.
— Мысли все еще путаются, да?
— Я хочу знать!
— Сейчас…
Сим представил себе мостовую, Хай-стрит, Старый мост. Вообразил пересечение канала, рельсов, автострады и воздушной трассы, выжженной самолетами высоко в небе.
— Это не так просто. Где должно быть солнце?
— Оно ходит по кругу. И этот шум!
— Ну да.
Рут снова легла и закрыла глаза.
— Попробуй заснуть, дорогая.
— Нет! Нет! Нет!
На улице кто-то сигналил. Сим выглянул в окно. На Старый мост пытался взобраться трейлер, и скопившиеся за ним машины потеряли терпение.
— Попозже все утихнет.
— Присматривай за магазином.
— Там Сандра.
— Если мне что-нибудь понадобится, я постучу.
— Пожалуй, не стоит тебя целовать.