Зуб мамонта
Шрифт:
Казалось, и звонка никто не слышал — такой стоял в классе шум. И только когда в дверях появилась Лидия Васильевна в своем синем костюме с университетским значком, наступила тишина.
— Здравствуйте! — сказала она. — Почему так шумно? Со второго этажа слышно.
Гребешкова подала учительнице телеграмму.
Лидия Васильевна прочитала раз, другой, зачем-то перевернула телеграмму. Тонкие брови ее удивленно поднялись.
— Откуда это? Когда принесли? Кто?
— Игорек Звонов принес, — пропищал чей-то
— Ты, Игорь? — еще сильнее удивившись, спросила учительница.
Редактор потупился, почесал за ухом.
— Я.
— И где же ты взял ее?
— Я?.. А там… — Игорек неопределенно махнул рукой.
— Удивительно полный ответ… Стоп, стоп… — Лидия Васильевна повернула листок боком. — На штемпеле… двенадцатое марта. Да, вот же ясно видно: двенадцатое число прошлого месяца. А сегодня, если не ошибаюсь…
— Первое апреля! — послышалось с разных мест. Все весело заулыбались. А Галка уточнила:
— Первый апрель — никому не верь!
— Так чья же это проделка? — посерьезнев, спросила Лидия Васильевна и, отыскав глазами спрятавшегося за чью-то спину Игорька, сказала еще строже: — Может быть, ты, Звонов, все же ответишь на этот вопрос?
Ого, какой у Лидии Васильевны голос! Будто прокурор в суде. Все притихли. А вдруг за «телеграмму» ругать станут, родителей вызовут? Игорек закусил губы, смотрел в пол.
— Время идет, — напомнила учительница. — Несколько минут урока мы уже потеряли. Тебе нечего, Звонов, сказать?
— Лидия Васильевна, — раздался в напряженной тишине голос Толи Белявкина, — это я придумал шутку с телеграммой.
— Хорошая шуточка! — все еще строго проговорила учительница, а потом не выдержала тона, покачала головой и улыбнулась: — Ох, и юмористы вы у меня! И на чем погорели! На штемпеле… Впрочем, хватит! Пошутили. Все — по местам!.. Начали урок…
День 26-й
Какой у него будет аквариум, Алька увидел еще раньше. Валерка позвал его утром к себе домой и провел в комнату брата. На крашеном полу, возле изразцовой высокой печи, от которой дышало теплом, стояли три новеньких аквариума, сверкающих чистыми стеклами и желтой краской металлических ребер.
Новые рыбкины дома были вместительны (Валерка сказал: по шести ведер в каждом) и совершенно одинаковы. Лишь в одном аквариуме, сверху в уголке, чуточку недоставало стекла. Алька сам бы и не заметил — Валерка показал:
— Знаешь, как трудно стекла было подбирать? Битые же. Петр мучался, мучался. Здесь, видишь, не хватило немножко. Но это чепуха, никто же до самого-самого верха воды не наливает.
— Факт, ерунда! — согласился Алька, но про себя подумал, что именно этот аквариум он, наверное, и получит в подарок.
— Посохнут еще день-другой, и можно наливать воду, — сказал Валерка и
Дома Алька набрал под краном воды в трехлитровые банки, ведро доверху наполнил и расположил всю эту батарею в комнате. Так в книге рекомендуют — вода не меньше суток должна выстояться, чтобы вся хлорка улетучилась. Алька и песку приготовил, в четырех водах промыл, высушил.
А через два дня, вечером, Шмаков-старший принес высохший аквариум в дом соседей, поставил его на Алькин стол:
— Принимай работу! — И тоже, как и Валерка, побарабанил по стеклу толстым пальцем. — Колокол! Без воды сто лет простоит, с водой — двести.
Не ошибся Алька: малюсенького кусочка стекла вверху недоставало. Но это не омрачило его радости.
— Спасибо, дядя Петь! — взволнованно сказал он.
— Чего там — спасибо! — Валерка (он пришел вместе с братом) махнул рукой. — В расчете! Давай наливай воду. Я своих уже посадил. Сила! Как в пруду плавают…
На подарок пришла взглянуть и тетя Кира.
— Как все у тебя прекрасно получается. — Погладив полированное стекло, она с уважением взглянула на улыбавшегося Шмакова. — Петр, я серьезно говорю: нам неудобно принять…
— Да будет об этом, Кира. — Шмаков страдальчески сморщил лицо. — Ну, можешь понять — от души я, по-родственному.
— Как ты сказал? По-родственному? — Тетя Кира несердито погрозила ему пальчиком. — Мы, кажется, с тобой договаривались, Петр. Не забыл?
— Мешаем, наверно… — Шмаков оглянулся на ребятишек, суетившихся возле аквариума.
Кира вошла в свою комнату.
Все помню, — сказал Шмаков, осторожно следуя за ней. — Все, Кирочка, помню. Только ждать-то сколько еще? Совсем истомила.
Она задумчиво опустилась у стола, где лежал раскрытый альбом с эскизами декораций. Тихо сказала:
— Петр, не торопи меня. Иначе я не могу. Я должна привыкнуть. Понять себя… И тебя тоже… Ошибиться снова было бы слишком тяжело. И жестоко.
— Да-а, — протяжно вздохнул Шмаков. — Верно: ошибаться нам ни к чему… Ладно, посмотрим, подождем. Я терпеливый… А ты все рисуешь? — Он подошел к столу и заглянул в альбом.
— Как видишь. Рисую, мучаюсь. Творю, в общем… Петр, кстати, ты давно не был в театре?
— В прошлом сезоне ходил. «С легким паром» показывали.
— Боже! Какая древность! Самый неудачный наш спектакль… Хочешь, контрамарку достану? Все наши спектакли посмотришь.
— Да ни к чему вроде бесплатно-то. Что же, у меня денег нет? Зарабатываю — дай бог инженеру столько иметь.
— Так ты хочешь пойти? — оживилась Кира. — Уверяю: получишь удовольствие. Мне было бы интересно узнать твое мнение, особенно о нашей последней работе «Человек со стороны». Это о жизни людей завода. Близко тебе.