Зуб мамонта
Шрифт:
— И мальчишки торгуют? — спросил Алька, хотя в последние дни Валерка уже не раз говорил ему об этом.
— Удивляешься! А куда же рыбок девать, если родятся? Один пацан петушков сегодня принес. Красотища! Зеленые, фиолетовые… Но разводить, говорят, трудно. Икромечущие. С ними мороки! А еще старик склярии продавал. Закачаешься! Один пацаненок такого реву около него задал! Не отпускает мать, и все. Купи и купи! А они — рупь пятьдесят штука. Кусаются…
Нельзя сказать, чтобы Валеркины рассказы не интересовали Альку. Скорее, наоборот: слушал с большим
А у Валерки хозяйство между тем растет. У двух гуппи мальки появились. И меченоска сразу десятков пять мальков подарила Валерке.
Зачем притворяться — Алька немножко завидовал. Теперь и рыбок у Валерки больше, и прибавился новый аквариум. Петр сделал. Самый вместительный, на семь ведер.
«Ничего, — подумал Алька, — и у моих двух самочек скоро мальки будут. И не обязательно в большой аквариум отсаживать. Места и в трехлитровых банках им хватит».
День 56-й
И следующий номер стенной газеты «Грызи гранит» не обошелся без Алькиного участия. Правда, сам он на этот раз ничего не писал. Все было иначе.
Утром заглянул Алька в большой деревянный когда-то еще сбитый дедушкой Яковом почтовый ящик и вместе с номером местной газеты обнаружил большой, нестандартный конверт. В верхнем углу конверта сразу же бросилось в глаза — «Пионер». Красными буквами напечатано, крупно. А внизу, чернилами, от руки — адрес его и фамилия: «Костикову А. Ю.».
Зайти в дом и аккуратно обрезать ножницами узкую кромку (ему потом было жалко, что испортил такой красивый конверт) у Альки терпения не хватило. Тут же, во дворе, извлек на белый свет сложенный вдвое листок бумаги: «Дорогой Алик! К нам в журнал поступает очень много писем от ребят, в которых они рассказывают о своих четвероногих и пернатых друзьях. Ты написал о рыбках. Написал просто, искренне и тепло. В одном из ближайших номеров нашего журнала постараемся опубликовать твой материал. Желаем успешно закончить учебный год и хорошо отдохнуть летом».
Алька подпрыгнул. Да как высоко! Древко флага достал. А еще пять дней назад, когда по случаю первомайского праздника вывесили с тетей красный флаг, сколько ни прыгал — не получалось. А тут — с первой попытки. Вот что значит хорошая новость! Его рассказ напечатают в журнале! Алька снова подпрыгнул. И вновь пальцы коснулись древка! Ура! Напечатают! Он подбежал к кадушке, крикнул циклопам:
— Слышите, глупые! Напечатают!
Он и рыбкам сообщил об этой радостной вести. Они особенного интереса не проявили, лишь красная пузатенькая самочка всплыла кверху, показав круглый ротик. И то вряд ли она поспешила навстречу Альке, чтобы услышать его потрясающее известие. Ее больше бы устроила порция вкусных дафний.
— Дурачки и обжоры! Это же о вас напишут в журнале. Это о вас узнают все ребята страны! На юге, севере, западе. Даже за границей узнают!
Кому бы еще рассказать? Тетя — в театре. К Игорьку бежать? Далеко. К Толику?.. Не надо, немного выдержки. До школы не так уж долго осталось. Вот там уж всем покажет.
О Валерке Алька подумал в последнюю очередь. Вряд ли Валерка удивится. А тем более обрадуется. Все же Алька взял конверт с письмом и отправился к соседям.
На его звонок к калитке никто долго не выходил. Наконец открылась половинка рамы окна и послышался скрипучий голос бабушки:
— Тебе, Алексей, чего? Нету дома Валеры. В магазин уехал, за удобрениями…
Алька знал наверняка: ребята в классе удивятся. Игорек, конечно, бросится поздравлять, пару раз хлопнет по спине и закричит, что Алька станет писателем, и, наверное, прибавит: «Старик, будешь знаменитым — не забудь написать в мемуарах, что первое твое литературное произведение опубликовал я!»
Так почти все и было. Вдобавок ко всему Игорек (ко Дню печати он как раз отстукал на машинке новые заметки и наклеил их на фанерном щите классной стенгазеты) захотел тут же, в газете, вывесить и ответ редакции журнала, присланный Альке Костикову.
Альке неудобно было, даже покраснел, но Игорек только высмеял его за такую слабость:
— Старик, не раскисай. Наберись мужества. Слава, говорят, штука не легкая, не всякому по плечу.
— Нет, правда, — слабо возражал Алька, — ни к чему это.
— Ну хоть день повисит. На последнем уроке снимем. Гвоздевой же материал, тем более накануне Дня печати.
И, решив, что против таких железных аргументов Костикову возразить нечего, редактор наколол «гвоздевой материал» на гвоздик.
В общем, это не очень красиво смотрелось: с ровного прямоугольника газеты странно свисает отдельный лист, да еще совсем другого формата по сравнению с узенькими полосками заметок. Но Алька этого уродства не замечал. Всякий раз, когда косился на фанерный щит, висевший на стене справа, в груди у него сладко замирало.
Один его такой взгляд перехватила Галка. Вывела на промокашке: «Не зазнавайся». Подумала и поставила два восклицательных знака. Хорошо, хоть не три. Впрочем, и двух много. Разве он зазнается? Ничуть. Ну, может, самую-самую малость. И зачем Игорек вывесил? Узнали, и достаточно. А то красуется, будто лозунг на первомайской демонстрации.
Только кончился урок, Алька снял с гвоздика листок и спрятал в карман.
— Скромность лишь украшает великих, — многозначительно улыбнулась Динка и предложила: — Сбегаем в буфет?
В просторной комнате с десятком шатких столиков на алюминиевых ножках Алька притиснулся к небольшой, но упруго слитой очереди.
— Что будешь брать? — напирая на краснощекого парнишку из 5-го «Б», спросил он.
Котова (она стояла рядом с Алькой, но чуть в стороне, словно давая этим понять, что разрешает ему проявить заботу о ней и рыцарское великодушие) привстала на цыпочках и повела медленным взглядом по стеклянной витрине, где был выставлен весь скромный ассортимент школьного буфета.