Зубы дракона
Шрифт:
Или по селу его тоже начали искать, но тихо, чтобы не спугнуть? А чего он, собственно, ожидал? Сирены, всполохов прожекторов, суеты автоматчиков в касках и лая собак?
Или поперек улиц должны были выстраиваться танки и бронетранспортеры?
Решай быстренько, Шатов. Как можно быстрее. Как можно…
Скрипнула калитка. Шатов оглянулся на звук и обмер. Со двора выходили люди. Мужчина, женщина, четверо детей, одного из них женщина держала на руках.
Еще калитка – и снова люди. И еще. Мужчина, женщина дети. Всей семьей, среди ночи, даже не одевшись толком, люди выходили на улицы и останавливались возле калиток.
Шатов прибавил шагу.
Те, мимо кого он пробегал, смотрели на него испуганно, но ничего не говорили. Заплакал грудной ребенок, мать что-то тихо начала бормотать, пытаясь успокоить.
Чей-то громкий, властный голос прозвучал позади Шатова, и люди сдвинулись со своих мест, выходя на середину улицы. Сзади Шатова образовалась шеренга.
Взрослые и дети стояли, глядя на него.
Шатов увидел, что и впереди него люди начали образовывать живую стену, словно собирались играть в «разрывные цепи». Они сейчас перекроют дорогу, внезапно понял Шатов. Перекроют ему путь к бегству.
Бегству. От слова «бежать». Бежать.
Шатов побежал.
Это уже с ним было, обожгла вдруг мысль, он бежал, а на пути его были дети. И дети бросились на него, вцепились…
Крик мальчишки, багровая шишка, град детских ударов…
Шатов вильнул в сторону, увидев, что один из мужчин попытался преградить ему дорогу.
Снова команда.
Теперь уже мужчина и женщина метнулись к Шатову. Женщина даже не успела одеться после сна, на ней была простенькая ночная рубаха и вязанная кофта поверх нее.
Женщину Шатов просто оттолкнул, а мужчину, который замахнулся кулаком, Шатов ударил пистолетом в лицо. Мужчина упал.
Они здесь что, все с ума посходили?
Шатов увидел, что еще несколько человек, в том числе и дети, стали стягиваться к нему.
– Назад, – крикнул Шатов.
И словно передразнивая его, спереди кто-то крикнул, точно также отрывисто. Что, Шатов не разобрал. В ушах гремела кровь.
– Назад! – крикнул Шатов снова и поднял пистолет. – Я вооружен. Назад!
Люди продолжали двигаться. Медленно, не торопясь, но неумолимо, словно в кошмарном сне или в фильме ужасов.
Шатов нажал на спуск.
Оглушительно громыхнул пистолет.
– Назад!
Люди продолжали смыкать вокруг Шатова кольцо.
Шатов прицелился в ближайшего мужчину, приземистого крепыша лет сорока. Даже в свете уличных фонарей было заметно, как побелело лицо мужчины, но сам он не остановился.
– Я буду стрелять! – неуверенным голосом сказал Шатов.
Люди продолжали двигаться.
Девчонка лет пяти, которую мать держала за руку, вдруг заплакала и стала вырываться.
– Больно, – сказала девочка. – Не дави, мама.
Шатов чуть поднял ствол пистолета и выстрелил над головами у людей. Еще раз. Люди продолжали идти. Им уже оставалось всего метров пять, чтобы прикоснуться к Шатову, и тот понимал, что сейчас может последовать команда и все они – мужчины, женщины, дети – бросятся на него. Как обитатели улья, которым все равно, что они могут погибнуть, когда нужно наказать чужака, вторгшегося в улей.
Им страшно. Шатов видит, что им страшно, но воля того, что гонит их под выстрелы еще страшнее. Как Жорик за клубом. Он тоже хотел умереть, а не достаться варварам? Это они – варвары?
Или варвары идут следом за ними?
Шатов почувствовал, что уперся спиной в забор и только тогда сообразил, что медленно отступал. Все. Больше отступать некуда. Все.
Стрелять бессмысленно. Можно было еще выстрелить в кого-нибудь из них, перепрыгнуть через тела и бежать. Но что-то подсказывало Шатову, что сейчас по всему селу люди вышли из своих домов и стоят на улицах живыми цепями, что и мост перекрыли женщины и дети. Что вырвись он из этого кольца, люди вот также молча пойдут за ним следом, пока им не дадут команды «фас».
Они его травят. Удерживают на одном месте, до тех пор, пока не подойдут охотники. Охотники, которые сегодня охотятся на Охотника. Вот такая получается тавтология.
Люди замерли.
Шатов опустил руку с пистолетом. Оглянулся.
Калитка в заборе была метрах в полутора. Они попытаются его остановить, если он двинется к калитке? Бросятся они на него? Сомнут и начнут топтать. А потом оставят в покое и займутся своими делами. Как те детишки возле школы.
Что им до чужака! Они знают, что чужаку нельзя помогать, что даже разговаривать с чужаком смертельно опасно. Им наверняка сказали, что случилось с Раисой, которой уже никогда не придется торговать в магазине.
Шатов осторожно двинулся вдоль забора, ощущая спиной его доски. Еще пару шагов. Еще шаг.
Калитка подалась легко, Шатов вбежал во двор. Куда теперь? Через другой забор и на соседнюю улицу? А там куда? Снова оказаться в кольце.
– Да что же вы делаете! – крикнул, не сдержавшись, Шатов. – Что же вы делаете?
Люди за забором молчали. Даже грудной ребенок, заплакавший было, тоже замолчал. Они стояли молча: и взрослые и дети. Детей было много, на каждого взрослого приходилось по два-три ребенка, но не было среди них никого, старше лет семи.
Не было также стариков. Возраст взрослых – до сорока.
Что это дает Шатову? Ничего. Он просто теряет время, рассматривая лица. Это ему ничего не дает.
Снова чей-то властный голос, и снова Шатов не смог рассмотреть, кто это командует за спинами людей. И снова не смог понять, что именно приказывает этот голос. Расступиться? Пропустить вперед специалистов?
Пустой двор.
Не получилось, засмеялся Шатов. У него ни черта не получилось. Он снова запутался в бреду и собственных соплях. И остается ему только…