Зубы Дракона
Шрифт:
Ланни и его жена приняли участие в грандиозной церемонии инаугурации министра-президента Пруссии. Их встретил обер-лейтенант Фуртвэнглер и представил министриальдиректору доктору X и генералу и кавалеру фон Y. Они были окружены гитлеровцами в великолепных мундирах, украшенных орденами и медалями, которые вели себя с достоинством и даже с шармом. Очень трудно себе представить, что они были самыми опасными злодеями в мире! Ирма в своей душе не могла в это поверить, и, когда она и Ланни ехали после торжеств, то они немного поспорили,
Ирма была дочерью цивилизации. Когда она подозревала преступление, то обращалась в полицию. Но теперь сама полиция оказалось преступной! Ирма слышала, как красные и розовые друзья Ланни ругали полицию всех стран, и это её раздражало. Следы этого раздражения остались в ее душе, и Ланни должен был воскликнуть: «Боже мой, Геринг сказал мне сам, что хотел бы найти сотню родственников и друзей Йоханнеса и пытать их?»
«Да, дорогой», — ответила жена в той мягкой манере, которая может только раздражать. — «А может быть, он пытался тебя напугать?»
«Иисус!» — взорвался он. — «В течение многих лет я пытался объяснить миру, что такое нацисты, и теперь оказывается, что не смог убедить даже собственную жену!» Он видел, что обидел ее, и ему сразу стало её жаль.
Он прошел через все это со своей матерью ещё десять лет назад. Бьюти никогда не могла поверить, что Муссолини был так плох, как его изображал её сын. Она всегда представляла итальянского беженца, как неумеху и бездельника. Собственные друзья Бьюти, приехавшие из Италии, рассказывали, что всё стало лучше, улицы чистые, поезда приходят во время. Наконец, она поехала и увидела всё сама. Видела ли она, как кого-то били, или какие-либо признаки террора? Конечно, нет!
А теперь, то же самое было в Германии. Куда бы вы ни поехали, вы видели идеальный порядок. Люди выглядели чистыми и хорошо накормленными. Они были вежливы и дружелюбны, короче, это была очаровательная страна, которую было приятно посетить. И как можно было поверить в эти сказки об ужасах? У Ирмы боролись два чувства, ей хотелось верить в справедливость и ей навязывалось то, что не хотел воспринимать её разум. Думая о том, что можно сделать для бедного Фредди, ей пришла блестящая идея.
— А может мне пойти и поговорить с Герингом?
— Ты хочешь воззвать к его лучшим чувствам?
— Ну, я думаю, что я могла бы рассказать ему о Робинах.
— Если ты придешь к Герингу, он захочет от тебя только одно, и это не будет рассказом о каких-либо евреях.
Что могла Ирма сказать на это? Она знала, что если она откажется верить в это, то она рассердит мужа. Но она упорствовала: «Попытка причинит какой-либо вред?»
«Это может нанести огромный вред», — ответил антифашист. — «Если ты ему откажешь, он будет в ярости и отомстит за оскорбление, наказывая Робинов».
— Ты, правда, знаешь, что он такой человек, Ланни?
«Я устал рассказывать тебе об этих людях», — ответил он. — «Спроси княгиню Доннерштайн, она тебе и не то расскажет!»
Сейчас пребывание в Берлине не доставляло им никакого удовольствия.
Ланни беспокоил вопрос: не поступает ли он недобросовестно по отношению к Йоханнесу, не сообщая ему об этой новой ситуации? Ведь он заверил Йоханнеса, что с его семьей всё было в порядке. Должен ли он снова увидеть пленника и сообщить: «Фредди исчез»? Но это будет равносильно доносу в гестапо. И тогда возникнет снова тот же круг проблем. Даже если он проинформирует Йоханнеса, что сможет Йоханнес сделать? Скажет ли он: «Нет, Exzellenz, я не буду подписывать документы, пока я не узнаю, где мой младший сын. Давайте пытайте меня, если вам угодно». На это, вероятно, Геринг должен ответить: «Я понятия не имею, где ваш сын, я пытался найти его, но это так и не удалось. Давай подписывай или готовься к пыткам!»
Мучительная вещь, за что бы ни хотел взяться Ланни, он мог навлечь беду на семью и друзей Робинов. Друзья или родственники, были ли они все уже в списках гестапо или могли попасть в них! Следят ли за ним? Пока он не видел никаких признаков этого, но это не доказывает, что слежки нет, или, что она не может начаться с его следующего шага на улице. Люди, которых он мог бы увидеть, кем бы они ни были, будут знать об опасности, и их первая мысль будет: «Um Gottes Willen170, идите куда-нибудь еще».
Родители Рахели, например. Он знал их имена, и они были в телефонной книге. Но Фредди сказал: «Никогда не звоните им. Это подвергнет их опасности». Семья не была социалистами. Отец был мелким адвокатом, и вместе со всеми другими еврейскими адвокатами, ему было запрещено заниматься своей профессией. Таким образом, он был лишен средств к существованию. Что случится, если телефонный звонок прослушают? Или, если богатый американец посетит третьеразрядный многоквартирный дом, где евреи были презренными жильцами и за ними шпионили. Где нацисты хвастались, что у них в каждом доме есть приверженцы, которые отслеживают арендаторов и докладывают обо всех подозрительных или даже необычных событиях? Коричневый террор!
Был ли Ланни вправе игнорировать просьбу Фредди, даже при попытке спасти жизнь самого Фредди? Захочет ли Фредди, чтобы спасали его жизнь, рискуя жизнью его жены и ребенка? Хотел ли он, чтобы его жена узнала о его исчезновении? Что она могла сделать, если бы она это узнала. Только испытывать сильные нравственные мучения и страдать, и, возможно, отказаться уехать с Ланни и Ирмой из страны? Нет, Фредди, безусловно, хотел, чтобы она уехала из страны, и он не поблагодарит Ланни за невыполнение его пожелания. Возможно, он не сказал своей жене, где остановились Ланни и Ирма, но она должна узнать это из газет или от родителей.