Зубы Дракона
Шрифт:
— Действительно будет на что посмотреть, герр Рейхсминистр. Великий человек начал объяснять, как это будет сделано. И из его аномально широкого рта полился поток слов. Ланни замечал то же самое у Гитлера и Муссолини и многих менее известных пропагандистов. Они забывали разницу между аудиторией из четырех человек и аудиторией из четырех миллионов, и были готовы тратить столько же энергии на первую, как и на последнюю. Многое переживший Юппхен продолжал без перерыва и, возможно, говорил бы всю ночь. Но его жена тактично выбрала миг, когда у него перехватило дыхание, и сказала: «Господин Рейхсминистр Доктор после тяжелого рабочего дня, а завтра у него будет
Остальные тут же вскочили на ноги. И поэтому пропустили рассказ об автобанах, которые новое правительство собирается построить по всей Германии. Они поблагодарили хозяина и хозяйку, и быстро ушли. После того, как они завезли Генриха к нему домой и благополучно остались в одиночестве в своей машине, Ирма спросила: «Ну, ты думаешь, что ты чего-нибудь добился?»
— Мы не можем сказать ничего определенного в этом мире интриг. Геббельс обдумает это дело и решит, есть ли там его интерес.
Ирма мало поняла из бесед здесь и там.
Она заметила: «По крайней мере, ты услышал гадости про доктора Лея!»
«Да», — ответил ее муж; «И если у нас будет счастье встретиться с доктором Леем, мы услышим гадости про доктора Геббельса!»
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Я еврей
Ланни пренебрег советом отца и в американское посольство не пошёл. Там больше не было атташе, который был старым другом Робби. Посол, назначенный Гувером, бывший сенатор-республиканец от штата Кентукки, был человеком типа Робби Бэд-да. Сейчас он болел и уехал в Виши во Францию, откуда дал интервью в защиту нацистского режима. Что касается самого Ланни, то он не ожидал каких-либо серьезных неприятностей. Но если они будут, то пусть посольство его из них и вытаскивает. Он согласился с Ирмой о том, что при выходе в город в одиночку, он должен устанавливать время своего возвращения. Если произойдет задержка, то он позвонит, а если он не будет в состоянии это сделать, она должна объявить его пропавшим без вести.
Утром они всё воспринимали легко. Завтракали в постели и читали газеты, в том числе интервью с самими собой, полный отчёты о заседаниях рейхстага и о других нацистских делах. Они воздерживались от комментариев, так как опасались прослушивания. Кроме тех случаев, когда они были одни в машине, в их разговорах всё в Германии было замечательно и использовались только кодовые имена. Генрих был «Арийцем», Геббельс был «мистером Рот», а фрау министр «миссис Рот». Неуважительно, но они были так молоды и хотели быть остроумными.
Позвонил Фредди. Имя своё он не назвал, но Ланни узнал его по голосу и быстро сказал: «Мы видели несколько прекрасных картин Бугро прошлой ночью и ждём звонка о цене. Позвоните позже». Затем он успокоился и написал письмо миссис Дингл в Париж, приложив различные газетные вырезки. В письме сообщил: «Рынок картин представляется перспективным, мы надеемся сделать покупки в ближайшее время. Кларнет и другие инструменты в хорошем состоянии».
Пока он писал, одна из друзей Ирмы, княгиня Доннерштайн, позвонила и пригласила молодую пару на обед. Ланни предложил Ирме отправиться туда одной. Для нее сидеть и слушать длинные разговоры с должностными лицами на немецком языке было пустой тратой времени. Ей лучше бывать в свете и распространить новость о Йоханнесе, выяснив реакцию «общества» на исчезновение еврейского финансиста. Сам Ланни будет ждать сообщений в их номере.
Они одевались, когда зазвонил телефон. «Личный секретарь»
Ланни поблагодарил и заметил своей жене: «Дело движется».
Ирма ответила: «Он действительно очень приятный человек, Ланни.» Он посмотрел на нее, ожидая, что она подмигнёт. Но, видимо, она сделала это только в мыслях. Он хотел бы сказать: «Жаль, что его публичные выступления не так приятны, как его частные беседы». Но это можно сказать только в автомобиле.
Он добавил постскриптум в письмо своей матери: «Я только что получил основания надеяться, что наша сделка может скоро увенчаться успехом». Он только собрался предложить Ирме сопроводить её на обед, как пришел посыльный и представил визитную карточку, которая гласила: «Herr Guenther Ludwig Furtwaengler. Amtsleiter Vierte Kammer: Untersuchungs-und Schlichtungsausschuss N.S.DA.P.» Ланни, не переставая складывать головоломку из этой струи букв, сказал: «Пригласите герра». Изучив карточку, он мог сказать кое-что о посетителе, ибо у немцев не принято ставить слово «господин» на своих карточках, и это было признаком невежества.
В приемную вошел офицер, щелкнул каблуками, поклонился в талии и произнёс: «Хайль Гитлер. Гутен Морген, герр Бэдд» Это был опрятный моложавый мужчина в черно-серебряной форме СС с белым черепом и костями. Он сказал: «Господин Бэдд, я имею честь сообщить вам, что я вчера был назначен в штаб рейхсминистра и министра-президента Пруссии гауптмана Геринга. Моё звание обер-лейтенант, но я не успел заказать новые карточки. Его превосходительство желает пригласить Вас и фрау Бэдд на церемонию его инаугурации, которая состоится послезавтра».
«Для нас большая честь, господин обер-лейтенант», — сказал Ланни, скрывая свое удивление.
— Вот пригласительный билет. Вы понимаете, его надо будет иметь при себе.
«Несомненно», — сказал Ланни и бережно положил сокровище во внутренний карман пиджака.
Офицер продолжил: «Его превосходительство министр президент желает довести до вашего сведения, что дело Йоханнеса Робина находится под его личным контролем».
«Ну, спасибо, господин обер-лейтенант», — сказал американец. На этот раз он не скрывал своего удивления. Он объяснил: «Только несколько минут назад мне позвонили из офиса другого рейхсминистра, и сказали, что он держит это дело под своим контролем».
Офицер доложил: «Мне поручено сообщить вам, что если вы сопроводите меня в резиденцию Его превосходительства министра Президента, он лично проинформирует вас по этому вопросу».
«Для меня это большая честь», — ответил Ланни, — «и, конечно, огромное удовольствие прибыть. Простите, я сообщу об этом своей жене».
Ирма побледнела, когда услышала эту новость, у неё были сведения о Геринге, как о самом жестоком члене нацистского правительства. — «Может ли это быть арестом, Ланни?»
«Не надо им подавать такую идею», — улыбнулся он. — «Я позвоню тебе непременно в дом княгини Доннерштайн до двух часов. Дождись там моего звонка. Если я не позвоню, тогда дело будет серьезным. Но не порть себе обед, волнуясь». Он быстро поцеловал её и вышел к большому служебному автомобилю. Мерседес был громадным, как танк, с шестью колесами, с шофером и охранником, оба в нацистских мундирах. Ланни подумал: «Вот черт, Йоханнес должен быть богаче, чем я думал!»