Зубы настежь
Шрифт:
Земля под ногами вздрогнула. С низкого свода покатились мелкие камешки. Тяжелый грохот близился, волк зарычал, у нас с ним поднялась шерсть, а ворон грозно щелкнул клювом и встопорщил крылья, сразу став в два раза громаднее.
С грохотом обрушилась часть стены. Я отпрыгнул, замахиваясь мечом. Длинная полоса железа прочертила красивый полукруг, я задержал удар, ибо в проеме показались квадратные морды тупых безглазых тварей, что остервенело рушили стены, грызли камень, расширяя и расширяя владения владыки подземелий.
Не обращая на меня внимания, они промчались мимо и неистово вломились в противоположную стену. Камень
Я застонал и заставил тяжелые ноги передвигаться в направлении к темному входу. Земля круто понижалась, я цеплялся за стены, чтобы не брякнуться на спину и не съехать ногами вперед вглубь подземелий.
За спиной волк рыкнул:
– Берегись!
Я на миг увидел гигантскую руку, что появилась в темном углу будто из темной пустоты. Зверек пищал и вырывался, пальцы брезгливо держали его за шкирку, и, честно говоря, если бы не отчаянный визг, я мог бы не успеть повернуться и выставить навстречу меч.
Тяжелое тело в прыжке напоролось на острие, мои руки невольно опустились, а пока я вытаскивал длинный меч, из темноты снизу метнулось темное, лохматое, с распахнутой красной пастью. Навстречу прыгнуло, защищая меня, такое же темное, лязгающее множеством зубов. Я отчаянно крикнул «брэк!», одно темное тело послушно отступило, лезвие моего меча с хрустом проломило хребет зверя подземелий.
Волк прорычал:
– Я бы сам, конечно... но впереди еще будут схватки!
– Да и силы надо беречь, – поддержал я мужественным словом. – Ты еще не окреп после твоих ран. А скоро, чувствую...
Ворон каркнул:
– Я лучше всех вас чуйствую!.. Ворон – птица вещая.
– Ворон – это... – прорычал волк. Поперхнулся, кашлянул, заковылял к дальнему темному ходу. Я вытер меч о дергающееся тело чудища, пошел следом. Не потому вытер, что меня смущала это темная жидкость, что капает с лезвия, а просто все так делали, а я человек, который тоже живет привычными подражательными алгоритмами: как все, так и я.
Из-за толстой стены доносились душераздирающие крики. По ту сторону, как на ходу торопливо объяснял мудрый ворон, тянутся камеры пыток, где жгут, протыкают раскаленными прутьями, всаживают зазубренные иглы, тем самым муками жертв повышая мощь властелина подземелий.
Подземный ход вел вниз, постепенно под ногами начали появляться ступени. Воздух стал еще плотнее, тягучее, я ощутил запахи горящего масла, бараньего жира. Спереди забрезжил свет, разросся. Мы вышли в просторный зал, грубо вырубленный в массиве горы, но все же вырубленный, в щели всажены огромные светильники, язычки пламени почти багровые от обилия жира, свод закопчен, но под ногами камень вытерт до блеска тысячами ног.
Волк зарычал, я чувствовал как и в моем горле зарождается рык, а шерсть поднялась дыбом. На ровном камне видны царапины, оставлены явно когтями. А такими когтями любой доспех можно сорвать как венок из листьев.
Сверху каркнуло:
– Там дверь!
– Ну и что? – огрызнулся волк. – Кто же ходит в дверь?
Ворон сделал круг, крикнул:
– Но окна я не вижу...
– Дурень, откуда в подземелье окна?
Ноги мои подкашивались,
...как вдруг дверь с грохотом распахнулась навстречу. Косяк задрожал от удара, с потолка посыпались мелкие камешки. На пороге стоял, освещенный сзади так, что я видел только огромный черный силуэт, чудовищный зверь на двух коротких ногах. Передними лапами ухватился за косяк, обе как бревна, светящийся краешек изгибался, показывая бугры мышц.
Внезапно мир содрогнулся от жуткого рева. Меня швырнуло к дальней стене, в спину вонзились острые кристаллы. Больно ударившись, я рухнул на пол, но чудовище торопливо ковыляло в мою сторону. Оглохший, я с трудом поднялся, в дрожащей руке меч, светящаяся змейка пробежала по лезвию, я выставил его навстречу надвигающейся туше.
Чудовище взревело, чем-то похожее на вставшего на дыбы медведя, только в два раза покрупнее. Под серой кожей вздулись шары мускулов. Я потряс мечом, чувствуя как у меня тоже вздуваются шары, удавы и полушария, взревел во всю мощь, вздувая жилы на горле,
От нашего страшного рева посыпались камешки. Стена лопнула с сухим треском. Чудовище взревело громче, оскалив пасть, и тогда я, собрав все силы, заорал страшно и дико, чувствуя как во мне, яром противнике норманистской теории, просыпается древняя священная ярость берсерков. Рев потрясал меня, горло горело как будто хлебнул расплавленного металла. В голове стоял грохот, там резонировало, глаза выпучились. Я страшился, что вот-вот лопнут, но зверь все еще стоял и ревел на меня, я тоже стоял перед ним и ревел, мы ломали друг друга превосходством в реве, я тоже напряг мускулатуру и раздул грудную клетку, потом сомкнул ладони и, хотя меч здорово мешал, надавил ладонь на ладонь, отчего массы мускулов на плечах вздулись рельефными холмами.
Зверь, не переставая реветь, упер одну лапу в бок и заметно подтянул живот, а вторую вскинул к голове и согнул, вздувая мускулы груди, плеча и косых мышц спины. Бицепс вздулся размером с футбольный шар, мне в самом деле стало страшновато, но когда я проделал то же самое, мой бицепс стал выглядеть как мяч для игры в баскетбол.
В страшном реве чудовища почудился хрип. Я видел как маленькие глазки зло забегали, сравнивая ширину моей груди с его грудной клеткой. Его взор метнулся на мои запястья, где стальные браслеты блестели как зубы, я рыкнул из последних сил, повернул в его сторону меч.
Зверь отшатнулся, в спину уперлась стена, он развел громадные лапы, намереваясь то ли сгрести меня в охапку, то ли признавая себя побежденным, но я, как единственный из всех видов, давно ушедший от ритуалов бескровного соперничества, и к тому же не сторонник славяно-горицкой борьбы, обеими руками выбросил вперед острие меча. Из груди зверя вырвался хрип. Закаленная сталь пробила все шесть слоев мышц, прорвала внутренний эпителий и рассекла сердечную мышцу.
Зверь рухнул на спину, я едва успел выдернуть меч, задние лапы чудища медленно задергались. Кровь хлестала красивым пурпурным фонтаном, я понял, почему барды сравнивают с вином, а такую вот драку с пиром, после которого не все поднимаются похмелиться.