Зуи
Шрифт:
– Что тут смешного?- сурово спросила она.
– Ничего. Ничего, ничего, ничего. Мне мандаринчик понравился. Ладно, от кого еще нет никакого толку? От меня. От Леса. От Бадди. Еще от кого? Раскрой мне свое сердце, Бесси. Ничего не утаивай. В нашем семействе одно нехорошо - больно мы все скрытные.
– Мне не смешно, молодой человек. Это все равно, что смеяться над калекой,- сказала миссис Гласс. Она не спеша заправила выбившуюся прядь под сетку для волос.- Ох, если бы я только могла дозвониться до Бадди по этому дурацкому телефону! Хоть на минутку. Он - единственный человек, который может разобраться во всех этих нелепостях.- Она подумала и продолжала с досадой: - Если уж польет, то как из ведра.- Она стряхнула пепел в левую руку, сложенную лодочкой.- Бу-Бу вернется после д_е_с_я_т_о_г_о. Уэйкеру я п_о_б_о_я_л_а_с_ь бы сказать, даже
– Какая беда, силы небесные? Какая беда пришла? Чего тебе надобно, Бесси? Ты хочешь, чтобы мы пошли и прожили за Фрэнни ее жизнь?
– Сейчас же перестань, слышишь? Никто никого не заставляет жить за нее. Мне просто хотелось бы, чтобы к т о-нибудь пошел в гостиную и разобрался, что к чему, вот и все... Я хочу знать, когда наконец этот ребенок соберется обратно в колледж, чтобы кончить последний семестр. Я хочу знать, намерена ли она наконец проглотить хоть что-то п_и_т_а_т_е_л_ь_н_о_е. Она же буквально ничего не ела с субботнего вечера - ничего! Я пробовала с полчаса назад заставить ее выпить чашечку чудного куриного бульона. Она выпила два глотка - и в_с_е. А то, что я заставила ее съесть вчера, она вытошнила. До капельки.
Миссис Гласс примолкла на миг - как оказалось, только перевести дух.
– Она сказала, что попозже, может, съест сырник. Но при чем тут с_ы_р_н_и_к_и? Насколько я понимаю, она и так весь семестр питалась сырниками и кока-колой. Неужели во всех колледжах девушек так кормят? Я знаю одно: я-то не собираюсь кормить молоденькую девушку, да еще такую истощенную, едой, которая даже...
– Вот это боевой дух! Куриный бульон или ничего! Я вижу, ты ей спуску не даешь. И если уж она решила довести себя до нервного истощения, то пусть не надеется, что мы ее оставим в мире и спокойствии.
– Не смей д_е_р_з_и_т_ь, молодой человек - ох, что у тебя за язык! Если хочешь знать, я считаю, что именно такая еда могла довести организм ребенка до этого странного состояния. С раннего детства приходилось буквально силой впихивать в нее овощи или вообще что-нибудь п_о_л_е_з_н_о_е. Нельзя до бесконечности, годами пренебрегать своим телом - что бы ты там ни думал.
– Ты совершенно права. Совершенно права. И как это ты дьявольски проницательно смотришь в корень, уму
непостижимо. Я прямо весь гусиной кожей покрылся... Черт подери, ты меня вдохновляешь. Ты меня воодушевляешь, Бесси. Знаешь ли ты, что ты сделала? Понятно ли тебе, что ты сделала? Ты придала всей этой теме свежее, новое, б_и_б_л_е_й_с_к_о_е толкование. Я написал в колледже четыре - нет, пять сочинений о Распятии,- и от каждого я чуть с ума не сходил чувствовал, что чего-то не хватает. Теперь-то я знаю, в чем дело. Теперь мне все ясно. Я вижу Христа в с_о_в_е_р_ш_е_н_н_о н_о_в_о_м с_в_е_т_е. Его нездоровый фанатизм. Его грубое обращение с этими славными, разумными, консервативными, платящими десятину фарисеями. Ох, как же это здорово! Своим простым, прямолинейным, ханжеским способом ты отыскала потерянный ключ ко всему Новому Завету. Н_е_п_р_а_в_и_л_ь_н_о_е п_и_т_а_н_и_е. Христос питался сырниками и кока-колой. Как знать, может, он и толпы кормил...
– З_а_м_о_л_ч_и_ш_ь т_ы и_л_и н_е_т!- перебила его миссис Гласс спокойным, но грозным тоном.- Ох, так бы и заткнула тебе рот слюнявчиком.
– Что ж, давай. Я просто стараюсь поддерживать светскую беседу, как принято в ванных.
– Какой ты остроумный! До чего же ты остроумный! Представь себе, молодой человек, что я вижу твою младшую сестру несколько в ином свете, чем нашего Господа. Может, я покажусь тебе чудачкой, но это так. Я не вижу ни малейшего сходства между С_п_а_с_и_т_е_л_е_м и слабенькой, издерганной студенткой из колледжа, которая читает слишком много книг о религии, и все такое! Ты, конечно, знаешь свою сестру не хуже, чем я,- во всяком случае, д_о_л_ж_е_н был бы знать. Она у_ж_а_с_н_о впечатлительная, и всегда была впечатлительная, ты это прекрасно знаешь!
На минуту в ванной стало до странности тихо.
– Мама? Ты все еще там сидишь? У меня ужасное чувство, что ты там сидишь и дымишь пятью сигаретами сразу. Точно?
– Он подождал, но миссис Гласс не удостоила его ответом.- Я н_е х_о_ч_у, чтобы ты тут рассиживалась, Бесси. Я хочу вылезти из этой проклятой
– Слышу, слышу,- сказала миссис Гласс. По ее лицу опять пробежала тень волнения. Она нервно выпрямилась.
– Она затащила с собой на кушетку этого идиотского Блумберга,- сказала она.- Это просто н_е_г_и_г_и_е_н_и_ч_н_о.
Она тяжело вздохнула. Уже несколько минут она держала пепел от сигареты в левой руке, сложенной лодочкой. Теперь она нагнулась и, не вставая, стряхнула пепел в корзину для мусора.
– Я просто ума не приложу, что мне делать,- заявила она.- Ума не приложу, и все тут. Весь дом перевернулся вверх дном. Маляры почти закончили ее комнату, и им нужно переходить в гостиную с_р_а_з_у ж_е после ленча. Не знаю, будить ее или нет. Она почти совсем не спала. У меня прямо ум за разум заходит. Знаешь, сколько лет прошло с тех пор, как я последний раз имела возможность пригласить маляров в эту квартиру? Почти двад...
– Маляры! А! Дело проясняется. О малярах-то я и позабыл. Послушай, а почему ты не пригласила их сюда? Места п_р_е_д_о_с_т_а_т_о_ч_н_о. Хорош хозяин, нечего сказать - что они обо мне подумают, черт побери,- даже в ванную их не пригласил, когда...
– Помолчи-ка минутку, молодой человек. Я думаю.
Словно повинуясь приказу, Зуи принялся намыливать губку. Очень недолгое время в ванной слышался только тихий шорох. Миссис Гласс, сидя в восьми или десяти футах от занавеса, смотрела на голубой коврик на кафельном полу возле ванны... Ее сигарета догорела до последнего сантиметра. Она держала ее между кончиками двух пальцев правой руки. Стоило посмотреть, как она держит сигарету, как ваше первое, сильное (и абсолютно обоснованное) впечатление, что с ее плеч незримо ниспадает шаль уроженки Дублина, отправилось бы прямиком в некий литературный ад. Пальцы у нее были не только необыкновенно длинные, точеные - вообще-то таких не ожидаешь увидеть у женщины средней полноты,- но в них жила чуть заметная, царственная дрожь; этот элегантный тремор был бы уместен у низвергнутой балканской королевы или ушед-(шей на покой знаменитой куртизанки. И не только эта черта вступала в противоречие с дублинской черной шалью: ножки Бесси Гласс заставили бы вас широко раскрыть глаза, потому что они были бесспорно хороши. Это были ножки некогда всем известной красавицы, актрисы кабаре, танцовщицы, воздушной плясуньи. Сейчас она сидела, уставясь на коврик и скрестив ноги, так что поношенная белая туфля из махровой материи, казалось, вот-вот сорвется с кончиков пальцев. Ступни были удивительно маленькие, щиколотки сохраняли стройность, и, что самое замечательное, икры оставались крепкими и явно никогда не знали расширения вен.
Внезапно миссис Гласс вздохнула еще глубже, чем обычно,- казалось, вся жизненная сила излилась в этом вздохе. Она встала, понесла свою сигарету к раковине, подставила под струю холодной воды, бросила погасший окурок в корзину и снова села. Но она так и не вышла из глубокого транса, в который сама себя погрузила, так что казалось, что она вовсе не двигалась с места.
– Я вылезаю через три секунды, Бесси! Честно предупреждаю... Давай-ка, брат, не будем злоупотреблять гостеприимством.
Миссис Гласс, все еще не отрывая взгляда от голубого коврика, ответила на это "честное предупреждение" рассеянным кивком. Стоит заметить - даже подчеркнуть,- что, если бы Зуи в эту минуту видел ее лицо и особенно ее глаза, он захотел бы всерьез - хотя, может быть, и ненадолго - вспомнить, восстановить, прослушать все то, что он говорил, все свои интонации - и смягчить их. С другой стороны, такого желания мотло и не быть. В 1955-м это было чрезвычайно мудреное, тонкое дело - правильно истолковать выражение лица Бесси Гласс, в особенности то, что отражалось в ее громадных синих глазах... И если прежде, несколько лет назад, ее глаза сами могли возвестить (всему миру или коврику в ванной), что она потеряла двух сыновей: один из них покончил с собой (ее любимый, совершенно такой, как хотелось, самый сердечный из всех), а другого убили на второй мировой войне (это был ее единственный беспечный сын), если раньше глаза Бесси Гласс могли сами поведать об этом так красноречиво и с такой страстью к подробностям, что ни ее муж, ни оставшиеся в живых дети не то что осмыслить, даже вынести такой взгляд не могли, то в 1955-м она использовала это же сокрушительное кельтское вооружение, чтобы сообщить - обычно прямо с порога,- что новый рассыльный не принес баранью ногу или что какая-то мелкая голливудская звездочка разводится с мужем.