Зульфагар. Меч калифа
Шрифт:
– Ну так стреляй, чего ждешь? – угрюмо уставился на врагов и Каландар. – Или ждешь, что мы пощады просить будем?
– Так уж и не будете? – страшно ухмыльнулся Калюжный. И тут же сам ответил: – Еще как будете!.. Потому что вы не знаете, какую муку я вам придумал.
Каландар презрительно сплюнул на землю. У него это получилось с трудом – во рту пересохло и слюны почти не было.
– Ты, боевой офицер, будешь нас пытать? – с вызовом спросил он. – Хорошенькое дельце…
– Заткни свое хайло! – прикрикнул на него борттехник. – А то я сам тебе его заткну вот этой штукой, блин горелый! – Он показал Каландару автомат. И тут же сказал Калюжному: – Командир, давай кончать,
Константин кивнул ему: мол, я сам знаю, что делать. А сам опять обратился к Каландару.
– Ты прав, яйца крутить или кол в задницу вгонять тебе я не собираюсь. Но только то, что я придумал, будет еще похуже…
– Да что же хуже смерти от руки такого пидара, как ты, может быть? – Каландар постарался произнести эти слова как можно с большим презрением.
– Что может быть хуже? – переспросил вертолетчик, игнорируя оскорбление. – А вот что. Сейчас я тебя шлепну, потом поднимусь на «вертушке» в воздух и влеплю НУРами вон по тому выступу, – показал он вверх.
Каландар невольно взглянул по направлению пальца. Там, прямо над ними, навис исполинский каменный козырек.
– Ну и что? – не понял он.
– А и то, – скривился в усмешке Константин. – Вся эта громадина рухнет на тебя и ничего от тебя не останется. И от этих двоих уродов тоже. Да и от машины с твоими братками, которые отдыхают в кузове. У вас, гадов, даже могилы не будет. Вы просто исчезнете. У вас не будет даже могилы, – зачем-то едва ли не с наслаждением повторил Калюжный. – По вам нельзя будет даже поминальную молитву прочитать, потому что никто не будет знать, в самом ли деле вы погибли или слиняли куда-нибудь… Или в плен попали, где вас наши зэки придушили потихоньку… Ваши матери и вдовы не смогут рассказать вашим детям о том, какие храбрые у них были отцы… – Он говорил горячечно, сумбурно, не совсем складно, в какие-то моменты противореча сам себе. – Погоди, урод, не перебивай, я еще не все сказал… Так вот, а потом я найду какой-нибудь способ сообщить вашим, что перед смертью ты на коленях просил у меня пощады, что ты вафлю мою глотал, а вон тот плюгавый тебя в задницу отодрал, лишь бы только чтобы я тебя отпустил…
– Грязная свинья! – рванулся к Калюжному Каландар. – Я тебя сейчас…
Он споткнулся и с размахом упал лицом вниз – связанные за спиной руки не позволили хоть немного смягчить падение. Чеченец крутнулся, повернулся на спину. Его лицо было мелко иссечено камешками, из носа часто закапала кровь.
– Ты не мужчина! – орал он. – Развяжи мне руки и тогда посмотрим, кто у кого вафлю глотать будет!..
– А их ты тоже в честном бою убил? – кивнул головой в сторону перевала Калюжный. – А в Буденновске за беременных женщин вы по-мужски прятались? А в Мекенской Сашку Храмова по-мужски в Тереке со связанными руками утопили? А в Чернокозово девчат наших по-мужски насиловали? А в Урус-Мартане офицеру МЧС, который вам же, уродам, хлеб привез, голову пилой по-мужски отпилили?.. Нет, урод, развязывать тебя и устраивать с тобой дуэль я не буду. А шлепнуть, как поганую собаку – шлепну!.. И рука не дрогнет. Потому что таких как ты надо уничтожать!.. Как тебя звали-то при жизни?
– Свинья! – извивался на земле Каландар.
Поняв, что подняться ему так и не удастся, он опять попытался плюнуть в Калюжного, но плевок у него вновь не получился.
– Надо ж, какие у вас имена бывают, – скривил губы, стараясь обозначить усмешку, Константин. Он вдруг почувствовал, что еще немного – и не сможет выстрелить в лежащего перед ним безоружного человека. А потому он резко оборвал сам себя и торопливо проговорил: – Ну ладно, прощай!
Он коротко нажал спусковой крючок. Несколько выпущенных почти в упор пуль впилось в сухое смуглое мускулистое тело. Каландар выгнулся, напрягся, захрипел, выпучив глаза, засучил босыми ногами… А потом вдруг сразу обмяк, вытянулся на камнях. Губы его шевельнулись, словно хотели еще что-то сказать, но что именно – никто не услышал. В уголках рта появилась кровавая пена. Было видно, как на его глаза наползли веки, закрывая их навсегда.
– Его Каландар звали, – торопливо заговорил щуплый. – Вы нас не…
Его слова заглушила очередь, которую дал давно ждавший этого момента борттехник. Замочили бы этих ублюдков еще с воздуха – да и все! А то командир такую бодягу затеял – с тоски помрешь… Вообще всех бы их, чечиков, к одной стене – и из пулемета! А то разводим церемонии…
А со скалой командир здорово придумал… Во картинка будет!.. Жаль кинокамеры нету – на всю жизнь была бы память.
Калюжный стоял над тремя мертвыми телами. Казалось бы, он должен сейчас чувствовать себя удовлетворенным. Он отомстил за Мишку, за генерала Волкова, покарал бандитов, которые расстреляли нашу колонну. Однако радости от содеянного Константин не испытывал. Ладно, заповедь «Не убий!» на войну и военных не распространяется. А вот как быть с «не убей безоружного»? Или «лежачего не бьют»? Как быть с представлением о милосердии?..
– Не казнись, Костя, – негромко сказал правый пилот. – Если мы с тобой когда-нибудь им попадем в руки, они так легко не дадут нам умереть. Кастрируют и, это самое, заставят собственные яйца сожрать… Пошли, пора уже…
Не отвечая, Калюжный наклонился, быстро ощупал карманы сваленной в кучу одежды и экипировки боевиков. Бумаги, которые он находил, не глядя, засовывал в карман комбинезона, чтобы потом отдать особистам – они лучше смогут разобраться что в них и к чему. Наконец нашел, что искал – рацию.
– Собери оружие! – велел он борттехнику.
Карманы мертвых боевиков, которые лежали в кузове джипа, Константин решил не обыскивать – все равно, что там было, скорее всего, сгорело или залито кровью так, что ни черта не разберешь! Ну их к черту!
– Понял, командир, – с готовностью отозвался тот. – Дерьмо вопрос.
Оружия у бандюков оказалось много, а значит кое-что из «стволов» можно будет потихоньку оставить себе. Прапорщик уже давно мечтал прикарманить себе парочку пистолетов, а еще лучше укороченных автоматов с патронами – на «гражданке» сейчас такое творится, что лучше из армии увольняться вооруженным. Да и «загнать» при случае можно будет – «стволы» нынче в цене.
Калюжный отошел чуть в сторону от товарищей, включил рацию.
– Эй, Зульфагар! – сказал он в микрофон, надеясь, что рация настроена на нужную частоту. – Отзовись, Зульфагар, или как там тебя!.. Слышишь меня?
Хамлаев отозвался тотчас – очевидно, он уже давно с нетерпением ждал вызова.
– Я слушаю, – донес эфир. – Кто меня вызывает?..
– Это неважно. Просто русский офицер… Я хотел сказать тебе, тварь, что мы замочили всю твою банду. Понял?
– И Каландара? – почти мгновенно спросил Шанияз.
– И Каландара, – подтвердил Калюжный. – Ты остался последним. – Он мгновение поколебался и добавил: – Они отбивались до последнего, нашу «вертушку» чуть не сбили… И моего друга убили… Так что имей в виду, что теперь я лично буду за тобой охотиться. У тебя теперь личный кровник появился. Понял, тварь?
– Испугал ежика голой задницей, – откровенно, без тени рисовки, расхохотался Зульфагар. – Смотри, как бы я тебя самого на кол не посадил…
– Ладно, хватит! Я отключаюсь…
– Погоди-погоди! – попытался остановить его Шанияз. – Ты хоть скажи, как тебя зовут!