Зумана
Шрифт:
— На них напали, — Шут закрыл лицо руками, пытаясь понять, увидеть… — Я не знаю! — воскликнул он в отчаянии. — Не знаю, что случилось! Надо туда! Скорее! Мы должны успеть!
…Но они опоздали.
Шут понял это, едва только могучий королевский конь ворвался в ворота постоялого двора.
Люди… много людей, встревоженные крики, чьи-то причитания…
Короля узнали. Расступились в стороны, освобождая проход к дому. Двери стояли нараспашку…
Шут первым вывалился из седла. Ринулся внутрь, расталкивая тех, кто не
— Кайза! Элея! — неотвратимость беды зависла лезвием гильотины. Он думал добежать до комнаты, но не пришлось…
Хирга лежал на полу посреди коридора на верхнем этаже.
Рядом с ним, привалившись к стене, сидел шаман. Глаза его были закрыты, но грудь поднималась и опадала. Он был жив.
В отличие от мальчишки…
— Нет… О нет… — Шут упал на колени рядом с маленьким оруженосцем, — нет, нет! Нет!
Хирга лежал лицом вниз, черные волосы слиплись от крови, из-под лопатки хищно торчало зазубренное острие арбалетной стрелы. Кровь еще не обсохла на нем и влажно блестела — алая на темной стали… и это было так страшно, так неправильно, что Шут не мог поверить. Ему казалось, это дурной сон, хмельное видение, морок…
Тяжелый хрип вырвал его из оцепенения.
— А… Зумана… — Кайза с трудом поднял голову, его лицо тоже было в крови. Чей-то клинок рассек шаману бровь и ее кусок багрово-черным комом свисал над правым глазом. — Прости… не смог… их было слишком много… не успел… не успел…
— Кайза!.. — Шут свалился на колени рядом с другом, протянул к нему дрожащие руки, — Кайза… что Элея?!
— Жива, — шаман с трудом выталкивал слова, точно они были тяжелыми камнями. — Хирга закрыл ее… а потом убивать не стали. Ска… зали скорее… явитесь… к ним. Не… не ходи следом. Выжди… чуть выжди. Иначе… конец вам всем…
Шут всхлипнул и уткнулся лицом в ладони.
— Элея была с вами?! — услышал он за спиной голос Руальда. Когда тот успел подняться следом?
— Была… — Шут вцепился зубами в свой палец, чтобы не завыть в голос. Король устало опустился на пол рядом.
— Это слишком… — глухо проговорил он. Потом повернулся к шаману. — Они сказали, куда увезли моего сына?
Кайза попытался ответить, но из горла его вырвался только хрип, а на губах выступила розовая пена…
— Боги… Кайза! — Шут только в этот миг понял, что степного колдуна не просто по голове мечом оцарапали. И кровь на его руках была не от рассеченной брови… — Ты… - Шут убрал Кайзины ладони в сторону и с ужасом уставился на глубокую черную дыру у него в боку.
Слишком глубокую…
— Горы… Тарон… — выдохнул шаман.
Шут слышал его. Но уже не вслушивался. Он рассекал землю и уходил в нее глубокими корнями, он раскрывал голову на макушке и скручивал небесный холод в тугой поток.
"Я могу!"
Он не знал, надолго ли хватит его сил. Но знал, что скорее умрет сам, чем уберет руки с этой раны.
Мир вокруг вспыхнул цветными пятнами. Два потока, сплетаясь, струились из пальцев, из ладоней…
Потом перед взором Шута осталась одна только кроваво-красная пелена.
Потом мир стал темным.
Потом не стало ничего.
13
— Зумана… ты слышишь меня? Глупый белый колдун… — теплые ладони легли Шуту на грудь и черный туман стал клочьями расползаться прочь.
Со стоном Шут открыл глаза и уставился на своего друга.
— Живой… — просипел он и попытался сесть. Без особого успеха. — Я смог…
— Ты безумный ишачий сын… — Кайза был бледный с перевязанной головой и черными кругами у глаз. Но в самом деле живой.
— Элея…
Шаман лишь качнул головой.
Ничего не известно, понял Шут.
— Жива? — сам он ничего не чувствовал, словно вовсе лишился своего Дара.
— Да. Твой король собирает отряд за ними. Мне кажется, он лезет в ловушку.
— Где мы? — Шут все-таки сел кое-как, привалившись головой к спинке кровати. — О…
И в самом деле, мог бы сразу догадаться. По грязно-вишневому балдахину и таким знакомым твердым доскам под тонкой периной.
— Король велел тебя отнести в эти покои.
— Это моя комната, Кайза… — в проеме занавесей балдахина Шут без труда разглядел свою перекладину, которая одиноко висела на прежнем месте. — Я жил тут… много лет, — он вздохнул и отбросил дурацкие воспоминания. — Как твоя рана?
Шаман молча заголил правый бок. На месте черной дыры остался едва заметный белый след.
— Вот это да… — пробормотал Шут. — Лучше чем с… — он вдруг вспомнил. — Хирга… он… он…
— Храбрый мальчик, — вздохнул Кайза. — Верное сердце… Даже я не успел бы заслонить твою принцессу быстрее, чем он. У того отродья был арбалет. И он плохо умел думать… Наверное, так и не понял, на кого поднял руку, — немного помолчав шаман добавил: — Если тебя это утешит, он тоже мертв.
Но Шут не утешился. Какая разница… Смерть нельзя обменять на жизнь…
— Это я во всем виноват, — произнес он глухо. — Я должен был отправить их на Острова… Клятый глупец…
Кайза ничего не сказал. Молча встал с кровати и отошел к замерзшему окну. Долго стоял, глядя на морозные узоры. Шут сполз обратно на подушки и тихо грыз костяшки пальцев, надеясь, что телесная боль загонит внутрь постыдные слезы.
— Смерти нет, — сказал вдруг Кайза, не оборачиваясь. Он положил ладонь на одно из маленьких стекол, составляющих решетчатое окно, и смотрел, как тонкие струи стекали из-под пальцев. — Ты ничему не учишься. Слишком много думаешь о себе. Мальчик сделал этот выбор сам. При чем здесь ты? Центр земли нашелся…
— Он был еще ребенок… — попытался возразить Шут.
— Он был воин. Он умер славной смертью. А ты пытаешься отобрать у него это своей неуместной жалостью. Кому она нужна? Ему? Он уже слишком далеко от этих мест, чтобы услышать твои всхлипы. Впрочем, можешь плакать, если это даст тебе сил.
Шут заскрипел зубами и рывком отбросил одеяло. Ноги едва держали, но это не имело никакого значения. Он доплелся до старого шкафа и отыскал там чистую одежду — штаны, рубаха, теплый дублет. Вещи пахли старостью и пылью, они слишком долго лежали нетронутыми.