Звени, монета, звени
Шрифт:
А может… Может, это и был ваш знак? То, что я, недостойный, слышал этот разговор? Неужели именно на меня возложена эта тяжкая миссия – восстановить справедливость?
Дверь. Тяжелая дверь из толстых дубовых досок, скрепленных коваными стальными полосами.
Не заперта.
Свет от факела в держателе – латной перчатке – мечется по темному коридору. Кажется, что ноги, соприкасаясь с каменным полом, грохочут громче кузнечных молотов.
Ни души.
Поворот.
– Что ты здесь делаешь, принятый?
Властный голос громовым раскатом. Горной лавиной. Карающей молнией. Наставник
– Я задал вопрос, принятый? Ты плохо меня слышишь? Как ты посмел покинуть отведенную тебе келью до тех пор, пока за тобой не придут?
– Я… слышу хорошо, Наставник…
Спокойно. Не делать резких движений. Спокойно приблизиться. Еще на шаг. Еще.
– Тогда отвечай, мальчишка!
– Всё дело в том… – Пора!
Ты сам меня учил этому удару, Наставник Найджелл. Прости. У меня не было другого выхода. Надеюсь, когда ты обо всём узнаешь, ты сможешь простить своего неблагодарного ученика. А пока я прислоню тебя к стене… вот так. И возьму твой меч. Мне он сейчас нужнее…
Дверь в конце коридора. Не заперта. Из-под нее пробивается узкий лучик света.
Открылась без скрипа.
Стол, заваленный свитками. Потрескивают в камине поленья, озаряя всё вокруг красноватым колеблющимся светом. К столу придвинуто массивное кресло. В кресле, лицом к окну и спиной к двери – высокий человек. Седая, коротко стриженная голова чуть наклонена, сильные руки расслабленно лежат на подлокотниках. Спит? Рассматривает что-то, лежащее у него на коленях? Мертв?
– Закрой дверь, мальчик. Я уже староват для сквозняков. – Меч в руке мгновенно наливается непомерной тяжестью.
Потные ладони едва удерживают рукоять. Колени противно подрагивают.
Делонг поднимается во весь свой исполинский рост, упирается ладонями в столешницу, наклоняется вперед, разом заполняя собой едва ли не всё свободное пространство в комнате. Бесконечно долго смотрит. Просто смотрит, не отводя тяжелого – куда там мечу! – взгляда холодных зеленых глаз.
– Ты хотел мне что-то сказать?
Проклятие! Я не могу! Два долга, две клятвы обезумевшими, голодными псами рвут меня на части! Нет сил говорить, нет сил поднять меч, нет сил отвести глаза.
– Обернись, мальчик.
В дверях – Наставник Найджелл с чужим мечом в руке. За его спиной – Ренард и Уриэн – оба из числа лучших мечников Братства.
– Взять его!
Я оглох? Умер? Да я ли это? Наставник и Ренард стоят, опустив оружие. И Делонг стоит, всё так же упираясь в стол, словно его длинные пальцы вросли в черное дерево. Один я – на коленях, и ладони мои в чем-то теплом, липком, в свете камина кажущемся черным.
А где Уриэн?
Что за человек лежит рядом со мной, на полу? Расслабленная поза: одна рука согнута, другая – откинута в сторону. Кто-то вздумал лечь спать прямо в кабинете Делонга? А почему на полу? И зачем у него эта темная, неровная полоса на горле? Такая же черная и влажная, как и мои ладони…
– Уйдите оба. Видите: мальчик просто не способен причинить мне вреда.
Голос Делонга доносится откуда-то издалека. И так же издалека перед моими глазами возникают четыре руки. Поднимают лежащего, оставив на полу лишь лужу блестящей черной жидкости и два меча.
Закрывается дверь.
Стены комнаты, стол, кресло, камин, фигура Делонга – всё расплывается, становится нереальным, зыбким, будто сотканным из дыма. Реальны лишь два меча. Блестящий, чистый.
И другой.
Испачканный.
Оскверненный.
– Мальчик! – Кто это?
– Мальчик! Тебе плохо?
Мне? Мне хорошо, великий Делонг. Мне так хорошо! Внутри – там, где совсем недавно полыхал сжигающий всё мое естество огонь – пусто. Должно быть, я умираю. И это тоже хорошо. Не нужно ничего делать. Принимать решение. Смотреть на этот меч.
И ты не смотри на него.
Он алый, Делонг. Совсем как те, что на моих щеках.
Без маски было неуютно. Не просто неудобно, непривычно – неправильно.
О, Четыре! Я не знаю ни где я, ни кто я, и даже того, что со мной будет в следующий момент, – не знаю, а больше всего меня волнует отсутствие маски! Глупой маски из гладкого тонкого серебра с прорезями для глаз и рта. Моего неизменного убежища на протяжении многих лет. Щита. Лица.
Улитка без раковины…
Черепаха без панциря…
Мудрый без маски…
Здесь – я так и не знаю до сих пор, где это «здесь» – тихо и тепло. Нет ветра, дождя, нет снега. Почему же мое обезображенное лицо горит, будто по нему хлещет своей ледяной, колючей плетью буран? Сервус, а ты знаешь почему?
Молчит. Молчит уже несколько часов, словно спит на ходу.
Куда же ты завел меня, Слуга?
…Там, в моей башне, он взял меня за руку… словно сжал кисть ледяными тисками.
– Пора, господин. Нас ждут.
– Кто?
Молчание.
– Где?
Молчание.
– Я должен что-нибудь взять с собой?
– Нет.
– Ну хотя бы оставить записку… – Он посмотрел на меня так… Я не смог выдержать этот взгляд больше пары мгновений.
– Зачем?
В холодном, бесстрастном, безжизненном голосе – недоумение. Я смутился.
– Они… все… будут волноваться… искать…
– Что тебе их глупые волнения? – Я смутился еще больше.
– Но ведь я их Мудрый…
Он жестоко усмехнулся одними уголками губ. Будто оскалился.
– А действия Мудрого не обсуждаются. Мудрый всегда делает то, что должен делать. Ведь так, кажется, повелели Четыре?
Слово «Четыре» в его устах прозвучало утонченным ругательством… нет. Проклятием.
Я не нашел, что ответить.
И вот теперь я, который совсем еще недавно был Серебряной Маской, Мудрым Северного Предела, первым среди равных слуг Четырех, покорно бреду за этим человеком… Нет, не человеком. Он не может быть человеком после всего того, что я сегодня видел. Я бреду за странным, пугающим меня существом, называющим себя моим слугой и обращающимся со мной словно отец – с недалеким, малолетним ребенком. Даже не отец – отчим. Слишком любящий мать, а потому вынужденный возиться с ее единственным чадом. Без любви, без ласки, без шутки – просто выполняя постылый и тяготящий его долг.