Звенья разорванной цепи
Шрифт:
Первое блюдо — не время для бесед и обсуждения кулинарных способностей повара. Борщ или суп съедают в молчании, не торопясь, но и не медля, дабы горячее не превратилось в холодное и не утратило бы своих вкусовых качеств. Допускаются лишь короткие реплики, вроде той, что произнес, промокнув губы салфеткой, поручик Чернозуб:
— От це борщ як борщ! Дуже смачно!
Не будучи с детства обучен дворянским манерам, казак Полтавской губернии за годы службы в Российской императорской армии усвоил правила хорошего тона почти в полном объеме. Много тому способствовало его производство в первый офицерский чин весной 1787 года и постоянное общение с Анастасией Аржановой, охрана которой ему была поручена в том же году. Говорил
Воспоминания о поездке в Стамбул и боевых действиях при крепости Очаков у Чернозуба остались замечательные, хотя при подрыве турками минных галерей возле крепости он получил легкое ранение. Рассуждения о прошлых операциях в среде сотрудников секретной канцелярии Ее Величества считались дурным тоном. Потому поручик Екатеринославского кирасирского полка пришел в гости к командиру с другими намерениями — посоветоваться о будущем. Следовало только дождаться перемены блюд, и когда подали биточки с гречневой кашей, Чернозуб громогласно объявил:
— Ваш-выско-бродь, зараз прийшло мени на ум, шо вже пора жениться.
— А невеста-то имеется, Остап Тарасович? — спросила Аржанова.
— Та як же ж, ваш-выско-бродь. Само собой.
— Кто такая?
Могучий украинец потупился и ответил не сразу:
— Не наша вона зовсим, ваш-выско-бродь. Из басурманов будэ.
Михаил и Анастасия, переглянувшись, одновременно положили вилки на стол, а нянька Арина еле слышно хихикнула. С очаковскими невольницами в доме Мещерских, приставленными к кухне и уборке комнат, она встречалась ежедневно и первой догадалась, кого имеет в виду отважный кирасир. Из темных, не умеющих ни читать, ни писать, ни считать и забитых турецких рабынь да сразу в жены русского офицера — судьба поистине завидная. Интересно, как к подобному превращению отнесутся князь и княгиня? Коли принимают они у себя поручика Чернозуба, то и будущую его супругу усаживать рядом с собой за стол им придется.
— Видимо, ты говоришь о черкешенке шестнадцати лет от роду по имени Зухра из гарема анычарского аги, что досталась тебе по распределению от генерал-фельдмаршала Потемкина-Таврического, — сказала после долгого молчания Аржанова. — Думаю, ее лучше продать. Здесь, в Севастополе, за черкешенку дадут хорошие деньги. Они тебе нужнее. Ведь ты собирался купить или построить собственный дом…
— Грошей для хаты и так выстачить. Але бильше потрибна гарна жинка, — когда Чернозуб начинал волноваться, он полностью переходил на родной язык.
— Бесспорно, некоторые кавказские женщины очень красивы, — гнула свое курская дворянка. — Но нрав имеют угрюмый, неприветливый. Злы они, как настоящие ведьмы.
— А казачья нагайка на шо? — добродушно улыбнулся украинец.
По его разумению, это был сильный аргумент в пользу женитьбы на басурманке. Другие, более весомые свои аргументы в беседе с господами он приводить просто постеснялся. Они были из сферы интимных отношений. Не мог же, в самом деле, Чернозуб рассказывать вслух, с каким возбуждающим его бесстыдством действует Зухра в постели, сколько способов удовлетворения мужчины она знает, какие у нее упругие груди и ягодицы, а язык способен выделывать такие штуки, о которых кирасир и от бывалых солдат никогда не слыхивал.
Чернозуб переводил взгляд с Аржановой на полковника и ждал их ответа. Но они оба молчали, делая вид, будто очень заняты биточками и салатом, изготовленным из свежих, оранжерейных помидор, сладкого перца и зеленого лука, у Мещерских всегда подаваемого ко второму блюду. Флора понимала, что казак Полтавской губернии и словом не обмолвился о главном. Она-то знала про развращенность женщин из мусульманских гаремов. Невольницы сами рассказывали ей об этом и в Очакове, и в Бахчисарае, и в Гезлеве. За высокими стенами и закрытыми дверями иногда творились совершенно невероятные вещи. К чему только ни принуждали воины Аллаха своих безответных наложниц! Фантазия восточных сладострастников не имела предела, а у их несчастных жертв не было никаких возможностей противостоять изощренному насилию.
Находя молчание слишком затянувшимся и даже неприличным, князь Мещерский обратился к супруге:
— Qu, est que t u pence de sette histoire? Il a besoin de notre aide? Ou non?
— Cette histoire me ne plait pas, — ответила она.
— Mais qu,est f faire?
— Donner conseil qualities a notre ami… [4]
В том, что поручик Екатеринославского кирасирского полка сейчас поведал им, и в том, что он утаил, виделось Флоре новое проявление кризиса, постигшего ее прославленную команду. Никогда прежде смелый и преданный делу богатырь Чернозуб в пристрастии к слабому полу замечен не был. Наоборот, он демонстрировал презрение к женщинам. В его глазах лишь одна прекрасная Анастасия Петровна, умевшая отлично стрелять, фехтовать, ездить верхом на бешеном своем жеребце Алмазе и ничего на свете не боявшаяся, возвышалась, подобно скале, над стадом, как он говорил, «безмозглых телок». И вот кирасир попался в сети к восточной телке. Впрочем, тому причиной мог быть и возраст. Буйная молодость миновала. Остапу Тарасовичу исполнилось тридцать восемь лет.
4
— Что ты думаешь об этой истории? Он нуждается в нашей помощи? Или нет?
— Эта история мне не нравится.
— Но что делать?
— Дать ценный совет нашему другу… (фр.)
— Разве нельзя, добрый мой друг, — предложила ему Аржанова довольно-таки распространенный вариант у господ и крепостных, — тебе просто-напросто жить с этой самой Зухрой?
— А мои диты? — вдруг насупился Чернозуб. — Хиба ж це дило, шоб росли воны байстрюками, без роду-без племени? Шоб усякая вуличная шпана на их бы пальцамы указувала?.. Нет, я того не желаю!
Князь Мещерский решил вмешаться в беседу и, конечно, на стороне жены. Он строго разъяснил бывшему подчиненному:
— Не забывай, Остап, ты ведь — офицер Российской императорской армии. Ты должен испрашивать разрешение на брак у начальства. В рапорте необходимо указать имя невесты, ее происхождение, материальный достаток. Что ты напишешь там о турецкой невольнице?
— То-то и воно, ваш-выско-бродь, — грустно согласился поручик Чернозуб. — Потому зараз прийшов я до вас за советом. Бо чую, шо не даст свого дозволення командир гарнизонного севастопольского батальона подполковник Соколинский…
— Ну, сие не трудно, поручик, — сказала Аржанова. — На любого своенравного подполковника найдется полковник, а то и генерал.
— Мабуть, допомогните, ваш-выско-бродь? — с надеждой взглянул на нее Чернозуб и даже руку к груди прижал, поклонившись.
— Выход, конечно, есть.
— От це дуже добре, ваш-выско-бродь! — кирасир приободрился.
Аржанова взглянула на него испытующе: поймет ли он новую задачу, сможет ли ее исполнить? Все зависит от того, насколько послушна ему басурманка, а то ведь бывает и так, что полностью лишается соображения вроде бы зрелый, мужественный и разумный человек от этаких сексуальных экзерсисов с молоденькой стервой.
— Придется твоей Зухре креститься, то есть принять православие. — серьезно произнесла курская дворянка. — Иначе ничем ее дурную натуру не обратаешь. Потом буду просить за тебя самого капитана бригадирского ранга, Федора Федоровича Ушакова. Он-то человек добрый, ко многим сострадательный. Если, разумеется, не служить у него на корабле. Венчание — в городском храме во имя Святого Николая Угодника. Скажи ей о том, чужестранке…