Звенящая медь

Соло А.

Ах, если б хоть кто-нибудь из этих зевак оказался достаточно дерзким для того, чтобы провезти с собой коммуникатор! Но нет, стадо законопослушных баранов продолжало внимать проповедям и любоваться, как растёт мощь, призванная их уничтожить.

Первые полгода Джеф ещё не терял надежды услышать ответ, после — отчаялся и включал свой комм лишь по привычке, раз в день посылая в эфир в течение часа безостановочную запись: «Внимание! Ачи готовят нападение!» и координаты точки отправки.

Вероятно, Джеф давно забросил бы эти бесплодные попытки

выйти на связь с людьми. Но выключить рацию ему мешало одно важное обстоятельство. Его комм хранил записи нескольких входящих звонков, полученных ещё на орбите, до спуска на Парадиз. В самый жаркий час дня, как только ачи устраивались на дневной сон, Джеф забирался подальше в камыши, включал комм и запускал послание людям, а сам раз за разом прослушивал сообщения, жадно впитывая родные голоса.

Жена.

— Придурок! — кричит она возмущённо, но в каждом слове слышится страх и щемящая тоска. — Урод самоуверенный! Что будет, если тебя поймают и посадят? Уверена, твой Космик Ультра Экстрим и не подумает хлопотать об освобождении!

— Не нагнетай, — собственный голос Джефа сочится самодовольством. — Зачем сразу думать о плохом?

— Затем, что может быть ещё хуже! Вдруг на этом поганом Парадизе с тобой что-нибудь случится?

— И я тебя тоже люблю, — насмешливо произносит голос Джефа перед тем, как оборвать связь. И сам Джеф, слушая эти равнодушные звуки, зажмуривается от ужаса: точно так же они могли бы бездумно вылетать из клюва Чиля или Дрища.

Мама.

Её голос полон любви и плохо скрытого беспокойства.

— Джеффри, сынок, у тебя всё в порядке? Почему ты не отвечаешь на вызовы?

— Ма, мне некогда, — холодно отзывается ач с голосом Джефа. Мысли настоящего Джефа уже далеко. — Я занят.

— Работа? — спрашивает мама робко.

— Да. Я перезвоню позже, сам. Хорошо?

— Будь осторожен, милый…

— Целую, пока, — обрыв связи. Ач с голосом Джефа не склонен к долгим беседам.

Сэмми.

Друг детства, упорно отказывающийся понимать, что их с Джефом дороги разошлись за порогом школы.

— Привет, старик! На следующей неделе встреча выпускников. Придёшь? — голос Сэмми сочится деланной бодростью и фальшивым дружелюбием, за которыми скрыта зависть. Она прорывается в неровном дыхании, шепчет между слов: «Ты ничем не лучше нас! Не смей пренебрегать нами, своими одноклассниками, скучными и добропорядочными работягами с Дэлиции!»

— Спасибо, что напомнил! Постараюсь быть, — спокойно врёт ач с голосом Джефа. Он знает, что на следующей неделе его ждёт не пыльная Дэлиция, а Парадиз. Его голос — фантик от радости, пустой изнутри.

Сын.

Голосок вздрагивает от волнения. Мальчишка торопится, силится уложить в несколько слов всё, что кипит в душе:

— Папа, возьми меня с собой! Я выполнил твои задания: убрался в комнате, вовремя ложился спать всю неделю и ни разу не опоздал на урок!

— Непременно, Тим. Но только в следующий раз, когда ты немного подрастёшь. На Парадиз запрещено летать детям младше восьми, — снова врёт ач с

голосом Джефа, изображая участие и искреннее сожаление. Тим разочарован, но старается не падать духом:

— Хорошо… Только в следующий раз — обязательно. Ладно?

— Да, в следующий — непременно.

Как бы Джеф хотел теперь, чтобы он случился, этот «следующий раз»! Он поехал бы с Тимом и на Дэлицию, и на Землю, и просто в Тулианский зоопарк…

Эти записи долго не давали сойти с ума, заставляли верить, что где-то там, на другой планете, есть люди, которым он не безразличен.

Но в последнее время Джеф всё чаще задумывался: а не обманывает ли он сам себя? Вдруг всё то, что он принимает за мысли, эмоции и чувства — всего лишь умело сымитированный звук? Именно такими Джефу теперь казались его собственные слова. С чего же он взял, будто прочие люди — лучше? Его не ищут. На Тулиане уже прошло больше года. Чего ради он пытается предупредить об опасности горсточку дельцов в рясах и стадо зевак? Те если и поверят сообщению, то кинутся прочь с планеты, сверкая пятками, никто не подумает искать отправителя. А скорее всего, сообщение никогда и никто не услышит. Раздумывая над всем этим, Джеф пару раз порывался выкинуть кольцо в ил, но сделать так у него не хватило духу. Слишком страшно оказалось своими руками оборвать ниточку, пусть зыбко, но связывающую его с другими людьми. А однажды она решила оборваться сама.

Чёрт знает, отчего это произошло: то ли Джеф отощал за последнее время, то ли просто так встали звёзды… Заметив крупную ракушку среди водорослей, он опустил руку в воду. Кольцо неожиданно легко соскользнуло с пальца и, сверкнув напоследок в солнечных лучах, кануло в густую, мягко колышущуюся зелень. Джеф бросился на колени, стал шарить среди склизких стеблей, ворошить пальцами песок, поднимая муть со дна, но всё было напрасно. Кольцо как сквозь землю провалилось, а вместе с ним — и хрупкая надежда на спасение.

В первый раз Джеф осознал себя по-настоящему одиноким, затерянным в пустоте, навсегда оторванным от мира. Он медленно сел на дно, прямо в тёплую воду, и закрыл глаза. Горячий солнечный зайчик, пущенный Чилем с берега, тут же припёк кожу на шее, но Джеф и не подумал пошевелиться. Что ему может сделать проклятый ач? Прожжёт дыру в шкуре? Задаст трёпку? Убьёт за саботаж? «Пускай, — подумал Джеф вяло. — Пара ударов — и всё, наконец, закончится. К чему сохранять это жалкое подобие жизни?»

Вдруг что-то холодное и твёрдое прикоснулось к его руке. Металл. Джеф вздрогнул и распахнул глаза. Перед ним стоял Балабол с мокрым колечком в клюве.

Глаза ачей много зорче людских. Слегка прищурившись и расслабленно глядя куда-то вдаль (жест примирения, не предполагающий скорой атаки), он снова и снова осторожно прикасался своей находкой к руке Джефа. Ещё не веря, тот протянул раскрытую ладонь и почувствовал на ней привычную тяжесть коммуникатора.

— Дружище, — прошептал он растроганно. Но тут же спохватился и развернул руку так, чтобы в сделанных из обрывков паруса «перьях» отразилась спокойная вода — жест согласия и благодарности.