Зверь из бездны
Шрифт:
Лешко повернул голову.
— Не туда, правее!
Земля у края пустоши пошла волнами, и в этих волнах пропали две совершенно уже бесформенные постройки. Черные столбы, изогнувшись, соединились вершинами, образовав подобие коридора, охваченного сиреневым сиянием; коридор, все более удлиняясь, потянулся через пустошь. Качались и перекатывались в нем земляные волны, на глазах превращаясь в сиреневые валы, и, проследив направление движения этих вызывающих опасение валов, Лешко понял, что они устремляются прямиком на него.
— Беги! — крикнул Вергилий, дергая его за руку. — Беги, а я полечу! Мне тебя далеко не унести…
Лешко не стал возражать. Валы катились все быстрее, не оставляя времени на раздумья. Он сомневался, что сможет остановить их с помощью квантера. Отбросив палку, он повернулся к ним спиной и устремился к лесу.
— Беги за мной! — кричал взлетевший Вергилий. — Я попробую разыскать овраг!
Лешко петлял между деревьев и все больше злился на себя и окружающее. Он злился на себя потому, что ему, профессионалу, приходилось спасаться бегством, а не вступать в схватку. Схватка — это было ему по душе! А вот в бегстве всегда есть что-то унизительное. Он привык рассчитывать на собственные ловкость и силу, и никогда раньше эти качества его не подводили. А тут он вынужден был удирать, улепетывать со всех ног, как напроказивший мальчишка.
Он злился на окружающее, потому что оно было другим, непривычным, особым. Глупо вступать в борьбу с этими проклятыми волнами или с невидимым лесным философом. Попробуй-ка врезать ему по челюсти, провести безукоризненный захват, схватить за шиворот, скрутить и обезвредить! Трудно врезать по челюсти, если нет ее, челюсти, если никак невозможно хватать и обезвреживать… И с этим, к сожалению, приходилось мириться, потому что не он, профессионал Лешко, устанавливал здесь правила игры.
— Сюда! Сюда! — махал руками в небе Вергилий. — Вижу овраг!
Земля содрогалась под подошвами, за спиной раздавался громкий треск, и Лешко побежал еще быстрее, повернув туда, куда показывал Вергилий. Он перепрыгивал через кусты, головой и грудью таранил сплетения листвы, нырял под раскидистые толстые сучья — и вдруг понял, что катящийся за ним треск стал слабее. Приободрившись, он еще поднажал, стараясь увеличить отрыв от сиреневых валов.
— Осторожно! — донеслось с небес. — Овраг прямо перед тобой.
Лешко перешел с бега на быстрый шаг и, обойдя кустарник с голыми ветвями, усеянными красными шипами, вышел к оврагу. Вергилий стоял на краю и смотрел вниз. Лешко, переводя дыхание, остановился рядом.
— Я тебя спущу, — пообещал Вергилий.
Под ними бежала по камням узкая полоска прозрачной воды; в воде кружились сухие листья. Овраг тянулся вниз по склону, его земляные стенки были испещрены круглыми темными отверстиями, словно кто-то развлекался здесь одиночными выстрелами наобум. Лешко подумал, что из этих нор в любой момент могут вылезти какие-нибудь местные твари и прислушался. Вдали еще продолжало потрескивать, но все тише и тише.
«Утомились», — злорадно и удовлетворенно подумал Лешко, не зная, кого, собственно, имеет в виду.
— Бегаешь ты хорошо, — с ноткой зависти в голосе сказал Вергилий. — Я бы так не смог. Просто приятно было смотреть.
— Зато летать не могу, — усмехнулся Лешко. — Эх, умел бы я еще и летать…
Вергилий помолчал, а потом заявил:
— Все зависит от условий. И, кроме того, немаловажное значение имеют средства. Надо найти совершенно иные средства. Ведь сказано же одним мудрецом: «Было бы безумным и в себе противоречивым ожидать, что будет сделано то, чего до сих пор никогда не было, иначе как средствами, никогда доселе не испытанными». Фрэнсис Бэкон, он же Шекспир. Неплохо, да?
— Господи, и где ты только всего этого набрался? У тебя готовы цитаты на любой случай.
— Видишь ли, Станислав Лешко, — проникновенно начал Вергилий, — разумные существа имеют уже довольно долгую историю. За это время высказано неисчислимое количество самых разнообразных суждений, охватывающих все что угодно. Новых суждений давным-давно нет, есть только облеченные в иную словесную форму суждения старые. Так зачем мне подбирать слова, чтобы выразить мысль, которая уже была когда-то выражена? По-моему, поступать так просто нецелесообразно.
— Это тоже цитата? — ехидно спросил Лешко. — Если принять твою точку зрения, то всем нам следует изъясняться исключительно цитатами.
— Так на деле именно это и происходит! Все, что говорится, уже было сказано когда-то; поистине нет ничего нового под солнцем. Но есть высказывания, которые сохранились до новых времен, высказывания, которые помнятся, и есть такие, что забыты. Однако это не значит, что их не было.
— Выходит, по-твоему, ничего нового человек изречь не может? Он всегда повторяет старое?
— Он может изречь нечто новое для себя и окружающих; но, как сказано, «это было уже в веках, бывших прежде нас».
«Все тот же Экклезиаст, — подумал Лешко. — И нет ничего нового под солнцем».
— Раньше люди не знали ничего о принципах нуль-перехода, — сказал он. — Явился великий Колдун и дал миру то, чего до него никто не знал. Так кого же он цитировал? Или нуль-переход был известен и в древности, а потом просто забыт?
— Я не имею в виду частности, — возразил Вергилий.
— Ничего себе частности! Теория нуль-перехода!
— Да, конкретная теория, изложенная с помощью конкретных терминов. Терминов нового времени. Но! — Вергилий поднял палец. — Разве было сказано что-то новое в более широком смысле? Разве испокон веков не существовала идея мгновенного проникновения в любую точку Вселенной? Любая теория, будь она хоть трижды новейшая из новейших, является частным следствием более общих положений, высказанных или изложенных задолго до ее появления. Правда, порой эти общие положения просто не доходят до потомков. Забываются. Искажаются. Вполне сознательно уничтожаются. Все сказано до нас, Станислав Лешко.