Зверь Лютый. Книга 20. Столократия
Шрифт:
Весь народ толпится перед ним на полоске пляжа. Три десятка лодок, примерно шесть сотен человек. И в этой толпе с сотню детей от 8-9 до 14-15. Группками.
Идиотский вопрос: нахрена в лодейном торговом походе дети в таком количестве?
– Ответ: на продажу.
***
"Средний и младший школьный возраст" - наиболее предпочтительная возрастная категория первичной покупки рабов. Долговременные инвестиции с высокой рентабельностью. Для серьёзных ремёсел (способны учиться), домашних работ (кормить меньше), гаремных услад или в гвардию (гулямы) владык. Большинство
Со взрослыми - тяжелее, их "пасти" надо дольше и жёстче. Взрослого мужчину, например - на галеры, в каменоломни, к мельничному жёрнову на цепь... Продолжительность жизни 3-5 лет. А ребёнком взятый - 15-20 лет прослужит, "конвой" к нему - дешевле.
Купчики, видать, решили отбить недополученную прибыль за пропущенные из-за войны годы. Товар взят отборный. Кстати, как потом выяснилось - не только по рабам. Полотно льняное, к примеру - только тонкое и белёное.
***
Аким прыгает с платформы, хватает попавшегося под руку мальчугана и орёт:
– - На какой лодье был?! Кто хозяин?!
Малыш пугается, визжит со страху, тычет пальчиком в своего рабовладельца. Аким в ярости командует:
– - Взять!
И продолжает крыть уже... "овхо". Переходя от частностей - к "системе в целом":
– - Вы! Все! Вы все рабов везёте! Вы - врёте! Мне! Воры! Меня! Рябину! Обмануть...! Лжецы! Клятвопреступники! Всех - в колодки забью! До единого!
***
Я уже говорил, эта форма: "вы все!" - свойственна родо-племенному мышлению. Здесь - повсеместна. В общении с людьми - часто обидна, бессмысленна и опасна. Но вы это понимаете, если привыкли к дерьмократии с либерастией. В смысле: знаете про принцип личной индивидуальной ответственности. Здесь так не принято. Здесь принято, например, кидать в тюрьму, с конфискацией, купцов, только за то, что они земляки тем должникам-неплательщикам, которые сбежали.
"Круговая порука", "один за всех и все за одного".
"Вы там все одним миром мазаны". Здесь "миром" не от "мир" - община, а от "миро" - церковное ароматическое масло. Его варят в каждой церкви и используют в таинстве миропомазанья. Прихожане одной церкви и вправду - мазаны одним миром.
***
Глава 426
Караванщики очень расстраиваются. Они же были уверены, что всё происходящее - чистая формальность! Всё тип-топ! Всё схвачено, за всё заплачено! Деньги за проход отданы, все вопросы решены. Сейчас ритуал откатаем и разбежимся.
"Обманутые ожидания" в индивидуальном исполнении - грустная вещь. В массовом - опасная.
Попавшемуся бедняге - руки крутят, корабельщики - ропщут, некоторые пытаются воспрепятствовать. А что им делать?!
– Подмываться, приуготовляясь к посадке в дыбу?! Они же - все!
– везут рабов. Они же - все!
– только что дружно кричали:
– - Нету у нас роб и холопов! Нетути! Закон знаем! Порядок блюдём! Как на духу...! И в мыслях - отнюдь...!
Все - соучастники неудавшейся попытки обмана власти. У всех - ленточки из одного места. И потраченных денег - им всем очень жалко.
Общность судьбы. Которая озвучена, обрисована и обещана. И они все это понимают. А, будучи купцами, не терпят молча и неподвижно, а пытаются вывернуться.
"Победа достаётся тому, кто вытерпит на полчаса больше, чем его противник" - японская мудрость.
Не наша. Наша: "Кто смел - тот и съел".
Кто-то кинулся освобождать схваченного терпилу. Толкнул Акима. Попал по больной руке и сбил на землю. Аким заорал от боли, Яков взвился, клинок - из ножен.
Нормальные смерды в такой ситуации - плюнули бы и разбежались. До "не видать вовсе". Хотя бы - до "хрен достанешь". Ну его, с психами с этими, с гриднями "святорусскими" связываться.
Увы, люди лодейные несколько иного сорта. Они привычны к "негораздам". К неожиданностям с кровью пополам. А ситуацию понимают как наглое кидалово с беспределом. Взаимовыручка у них есть, а оружие... Вы будете смеяться, но - у каждого под одеждой. Кистени и ножи - у всех.
Кто долбанул Якова кистенём - уже не узнать, но отмашка полуторником унесла три жизни сразу.
Дальше началась свалка.
Аким лежит на песке - в толкучке поднять его не могут. Платформу вытянуть наверх не могут - на неё караванщики толпой заскочили. Другие кинулись к лодейкам за остальным оружием.
Тут Чарджи, который торчит наверху на обрыве, у которого с Акимом... сложные отношения. И потому он никак не может допустить никаких даже намеков на упущения в части сбережения жизни и здоровья боярина Рябины, чтобы никто, не дай бог, не подумал чего, командует Любиму:
– - Бой!
Всё по обычаю. "Они" - первыми начали, кровь уже пролита. "Они" - виноваты, "они" - враги, врагов - истребить.
"Наших бьют! Бей пришлых! Овхо!".
Сигнальщик передаёт сигнал Салману, который с мечниками сидит на пляже в отдалении ниже каравана. "Сидит" - чисто на всякий случай. Чтобы пришлые не шлялись, не попятили чего из нашего. Сам инал кидается, с другим отрядом мечников, вверх по берегу, чтобы там съехать по оврагу вниз, на пляж.
А сигнал видят все. Все, кто удосужился поднять хлебало и посмотреть на сигнало. Остальным - пересказали.
Дальше битвой руководят Любим и сигнальщик. То есть - никто.
Не ново: одна из фаз Цусимского боя, когда эскадра Рожественского шла за очередным мателотом, управляемым неизвестным мичманом на руле.
Пока не пришёл, хромая на обе ноги, Артёмий и не посоветовал всем прекратить это безобразие.
Шесть сотен человек. На пляже меньше десяти метров шириной и двести метров длиной. Сверху, в сотне метров на обрыве - стрелки. Которыми бесконечно доброжелательно командует Любим:
– - Нало-ожи, тя-ани, пуск. Локоточек выдерживайте. Стрельба вниз... Возвышение с понижением... Оч-ч-ено интересно. Повторя-аем.