Зверь Лютый. Книга 20. Столократия
Шрифт:
Ой-е! Он думает о себе, что он велик! Потому что убил медведя. Он хвастает передо мной, перед Куджей! Чья слава охотника летит по Степи! Наказать! Да!
Пусть мальчики поиграют. С этим... "добытчиком". Это придаст им уверенности, они увидят, что враги - слабы. Что даже их вожди - трусливые плачущие двуногие скотинки. Их можно пугать, их можно ставить на колени, их можно бить по щекам... Да, это поднимет боевой дух моих волчат. Это важно - скоро набег, война. Мои волчата должны быть сильными, должны верить в себя. И в меня, Куджу.
Просто Куджа, не - Куджапа, не - Куджа-хан.
– - Якши. Келисемин (согласен).
Ещё пара уточняющих фраз: кто придёт от меня за "оленем", куда. Отказ подарить зажигалку: никаких вещей, связанных со мной, у Куджи быть не должно.
Кыпчак неслышно скользнул в тень у шатра, исчез в темноте. Будто и не было. Только запах. Неистребимый запах степняка. Букет из конского пота, навоза, плохо выделанных шкур, немытого тела...
Я кликнул ребят, они шустро начали таскать вещи в лодку, сворачивать шатёр.
Такая суета посреди ночи не могла остаться незамеченной. Прибежавший слуга Пичая услышал исчерпывающий ответ моего толмача:
– - Воевода получил важное известие. Дела срочно требуют его присутствия во Всеволжске... приносит инязору искренние извинения за невозможность попрощаться с ним лично... лишается удовольствия общения со столь мудрым правителем... надеется на дальнейшее сотрудничество... благодарит за возможность насладиться медвежьим праздником... печалится что не может принять участие в охоте...
Есть дипломатический этикет. Незачем чересчур сильно его нарушать.
У меня и в самом деле куча дел во Всеволжске. Это состояние - "куча срочных дел" - постоянно. Я в нём живу.
На первом же привале осторожно подошёл Алу:
– - Господин... Я не слышал вашего разговора. Но если ты позволишь... Тот человек - плохой. Он обманщик.
Давненько я не видел Алу. Не так: я вижу его почти каждый день. Он кормит Курта, бегает с поручениями, крутится по дому, учится грамоте и военному делу. Чарджи уже давно перестал шипеть в его сторону. Мальчик вырос. Ещё не воин - отрок. Тощий, нескладный, голенастый. Умелый, разумный. Удивительно честный, открытый со мною. А я... кручусь, суечусь... и упускаю взросление этого парня.
Привык. Перестал приглядываться.
Маленький ханыч, которого я когда-то украл. чтобы иметь заложника при побеге из половецкого плена на Черниговщине - вырос. Почти. Ещё растёт. И вырастет во взрослого умного сильного мужчину. В, я надеюсь, моего друга. Смелого и вдумчивого.
Он не обязан сообщать мне своё мнение о Кудже. Более того: это вредно и опасно. Нормальный вятший просто рявкнул бы на слугу:
– - Не твоего ума дело! Молоко на губах не обсохло!
Дальше - подзатыльник, как это принято с отроками, или плетей, если считают достаточно взрослым.
У меня - не так. Я - ненормальный. И вот слуга, по сути - раб, проявляет смелость, инициативу, заботу обо мне, о моих делах. Понимая и ограниченность своего опыта, и незнание темы беседы, пытается, всё-таки, меня предостеречь. Это - по-дружески. Это - ненормально. А Алу даже не знает - как оно нормально!
Тяжело парню в жизни придётся. Не научил. Ждать со всех сторон сволочизма.
– - Ты прав, Алу. Этот человек - мелкий мошенник. Новогородцы называют таких - "посак". Немножко ворует, немножко обманывает. Но у него - умные глаза. Он способен на действие. Видит новое и не боится. И он думает о своих людях. Из этого "посака" может получиться вождь. Лучше, если новый вождь будет дружествен. Я, возможно, помог ему.
Алу кивнул, пошёл к лодке, не стал проявлять столь естественное любопытство: чем помог, о чём говорили? Мальчик растёт. Сколько лет прошло с моего Черниговского похода... И вот я снова выхожу к грани земли "желтого народа". Не к служивым половцам Боголюбского, а к "настоящим", "дикими", степным половцам. И они тоже становятся частью моего "круга", моими соседями. Пока - дальними. Но думать о них - уже пора.
Вот ты, красавица, бегала давеча на кулачный бой смотреть. Возвернулася вся раскрасневши. Восторг девичий со всех дыр прёт. Ну-ну, я про глазки твои блестящие. "Тот махнул... этот ударил... С одного удара - наповал!". Любят, любят девки парней, кто кулаком ударить горазд. А вот как такой талант в жизни семейной обернётся...
В государевых делах кулачный удар - глупость. Есть три других манеры.
Первая - "стилет". Ткнул тихонько. Силы великой не надобно. Попал, достал. Спокойненько выдернул да дальше пошёл. А сзаду от тебя мертвяки валятся.
"Смертельный удар", "стремительный бросок", "глубокий рейд". Один удар, один клинок, один шанс... Судьба на ниточке.
Другая манера... Назовём - "пирамида". Всё наперёд продумал, просчитал, измерил. Площадку выровнял, кирпичей запас. Так по плану и повёл дело. Первый слой выложил. Подождал пока схватится, второй повёл... Всё рассчитано, промерено. Каждому камню - своё место. И - не на вершок!
Обе манеры мне знакомы, обои применял не единожды. Однако же есть и третья, мною любимая. Назовём её - "куст смородинный".
Вот посадила ты кусточек. Удобряешь-поливаешь. А растёт он сам. Как ему самому удобнее. По его собственной природе, силе и смыслу. А ты так... при нём. Больные листочки - обобрать, поникшую веточку - подпереть.
Ножиком ткнуть - быстро, камень складывать - долго. А куст вырастить?
– Любовно? Что лучше?
– Кто на что учился. Я - на садовника.
Пичай, Вечкенза, Куджа, Алу... все они, со временем, дали хороший "урожай". Каждый по-своему.
Чем больше разрасталось моё хозяйство, чем больше людей втягивались в мои дела, тем чаще действия мои переставали быть звеньями только одной последовательной цепи, но перемежались звеньями разных цепочек. Как говаривал один мудрец, Эйнштейном его звали: "Кто хочет видеть результаты своего труда немедленно - должен идти в сапожники". Увы, я "спопадировал" в прогрессоры.