Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого
Шрифт:
То есть русское население России, уже после смерти Петра, в период временщиков, все так пока и продолжало сокращаться. Но для осуществления планов масонской закулисы этого все еще было недостаточно: остававшееся пока еще в живых обобранное непосильными налогами русское крестьянство требовалось расцерковить.
А ведь для продолжения «дел» «преобразователя» по борьбе с Русской Церковью Екатерина получила в наследство уже целые полчища сработанных Петром иждивенцев-захребетников. Да и армия теперь изрядно возросла, и офицерство в ней промасонилось к тому времени
Закрепить за собою поддержку дворянства Екатерине позволили реформы свергнутого ею мужа. Манифест Петра III о вольности дворянства сильно увеличил приток иностранцев в нашу страну:
«Дворянство не побоялось презрения верноподданных и толпами стало уходить в отставку. Полки потеряли сотни офицеров, и на прежние места без особого выбора брали иностранцев, благо ехали они в Россию на большое жалованье охотно» [40, с. 31].
Потому количество преданных Екатерине людей резко увеличилось: иноземцам предоставлялась возможность в качестве наемных ландскнехтов иметь в чужом государстве права, превышающие права этой страны природных подданных. Так что лагерь ее сторонников увеличивался вдвое.
Однако ж и она, после начала пугачевщины, все ж перепугалась преизрядно. А потому, вместо начала карательных операций против народа, прекрасно понимая полную безперспективность против него религиозной войны, предприняла безпроигрышный вариант:
«…усмирить крестьян другими мерами и согласиться платить в казну оброк в 1,5 рубля с души… И Комиссия о духовных имениях] отдала земли крестьянам, взяв с них за это 1,5 р. откуп с души» [96, с. 1427–1428].
Такими вот подачками ей удалось ликвидировать опасность взрыва пугачевщины в коренных русских областях. Народ вновь обманули, пообещав, что собираемые таким образом деньги будут использованы на нужды монастырей, чье имущество отныне переходит в казну.
Но не всех эти заверения устроили. Самый резкий протест по поводу уничтожения в 1764 г. 4/ 5русских монастырей выразил митрополит Ростовский Арсений (Мациевич):
«…распоряжение возмутило Арсения, всегда зорко охранявшего права Церкви…
Как известно, дело кончилось тем, что все вотчины монастырские… отобраны в казну… Множество обителей, среди них и древние, хранившие мощи своих основателей, — упразднены. А монастырские земли розданы громадными подарками, большею частью любимцам Екатерины.
…как очень умный человек он понимал, что его горячие речи, резкие отзывы по этому поводу не изменят прискорбного Совершившегося распоряжения. Но он считал своим непременным долгом, хотя и без надежды, ратовать за правду и, ценою собственной участи, стоять до конца за интересы Церкви…
В пылу негодования Арсений подавал в Св. Синод один протест за другим против отнятия у монастырей вотчин и вмешательства светских людей в духовные дела…
В Неделю Православия, когда предаются анафеме враги Церкви, он к обычному чиноположению прибавил «анафему обидчикам церквей и монастырей».
Обо всех этих поступках и отзывах ростовского митрополита было доводимо до сведения Екатерины…
Было назначено в Синоде расследование…» [98, с. 116–118].
Многими чудесами прославлен долгий мученический путь его на Голгофу — в казематы Ревельской темницы, где и принял смерть в заточении стойко ополчившийся против указов об уничтожении церковной собственности русский (малоросский) борец с силами тьмы. И своим мученическим венцом он уже и при жизни предопределил суровое наказание врагам своего Отечества, посчитавшим себя победителями:
«Дмитрию Сеченову он предсказал, что тот задохнется собственным языком; Амвросию Зертис-Каменскому — смерть от руки мясника: «тебя аки вола убиют»; епископу Псковскому Гедеону: «ты не увидишь своей епархии».
Замечательно, что слова Арсения сбылись в точности над его судьями.
Митрополит Новгородский Дмитрий… умер в ужасных страданиях: действительно, его задушила страшная опухоль языка. Архиепископ московский Амвросий убит во время московской чумы взбунтовавшимся народом… Епископ Псковский Гедеон, вскоре после осуждения Арсения, был удален по высочайшему повелению в свою епархию и умер по дороге, не доехав до Пскова» [98, с. 120].
Так показал Бог ту кару, которую уготовил уже в сей жизни всем врагам Православия за кощунственное надругательство над русскими святынями. И о каре, постигшей изменников русской веры, знали все, а потому и шли русские люди поклониться находящемуся в заточении борцу за наши древние устои:
«Но распоряжения из Петербурга не могли никому внушить в монастыре, что Арсений — ссыльный преступник, а не митрополит, страдающий за защиту интересов Церкви, не мученик за правду…» [98, с. 121].
Но не только святым провидцем видел русский люд ссыльного митрополита, но и ревнивым сберегателем наших святынь от протянутых к ним грязных рук гонителей Православия. А потому к нему были предприняты новые гонения. Однако любопытство пересилило:
«Екатерина была в Москве, когда через нее провозили Арсения, и государыня пожелала видеть этого человека, ею с какою-то болезненной страстью ненавидимого.
Устроили так, что Арсения провозили садом Головинского дворца и сделали там остановку.
Арсений сидел на лавке и дремал, склонив голову на грудь, когда императрица подошла к нему и пристально на него посмотрела.
Арсений не поднял глаз.
Однако же — новый случай его прозорливости — произнес какие-то слова. Императрица зажала уши и быстро отошла от него.
В Тайной Канцелярии его допрашивали; быть может, пытали…
Коменданту Ревёльскому Тизенгаузену императрица писала: «У вас в крепкой клетке есть важная птичка. Береги, чтоб не улетела! Надеюсь, что не подведете себя под большой ответ. Народ очень почитает его исстари и привык считать святым, а он больше ничего, как превеликий плут и лицемер».
Содержать Арсения велено было под строжайшим наблюдением, офицерам и солдатам запрещено было с ним говорить. Можно предполагать, что ему надевали на рот заклепку…