Зверь придет с рассветом

Лебедева Жанна

— Из-за него все. Из-за Муна. Ты ж знаешь.

— Догадываюсь.

В душе Лили зашевелились нехорошие предположения.

— И вот… — Фая оглушительно всхлипнула. — Жених-то прознал. И вот… — повторила она, не решаясь сказать о самом страшном. Будто заело ее. — И вот…

— Мун пристал к тебе, а Турм прознал об этом? — подытожила за нее Лили. — И?

— Свадьбы не будет теперь… А я так хотела! А гости… А родня… А теперь стыдоба одна…

— Стыдоба? Будто ты виновата в чем-то?

— Виновата… — Фая

красноречиво обхватила ладонями свою пышную грудь. — Виновата! Все это… — Она хлопнула себя по широким бедрам, по разрумяненным щекам. — Искушает оно, понимаешь? Значит, виновата…

— Кто это тебе сказал? Мун? — Лили подошла к ней, села рядом. — Не слушай. Никого не слушай. Ты не виновата ни в чем.

— Так все говорят, что виновата, — не унималась Фая, и Лили с тоской понимала, что слово ее вряд ли перевесит то множество слов, что кидают в несчастную мельникову дочку обвинители.

— Вот. Смотри. — Фая задрала подол, демонстрируя белые полные бедра, исполосованные алыми рубцами. — Отец высек… Сказал, убьет. А я сбежала… К тебе!

Лили ощутила, как внутри поднялась и опала волна ярости.

— Почему ко мне?

— Потому что ты заступишься.

— С чего? Нашла заступницу…

— С того, что ты ведьма. А ведьмы таким как я, пропащим и порочным, помогают. Так мамка говорила, пока отец не услышал ее и не засек за такие слова.

— Засек? — После гнева в душе нарос лед. Он защищал от огня, жгущего внутренности при каждом подобном рассказе, истории, случае. Не хватит сил каждый раз слушать и беситься от несправедливости, что царит кругом… Так лучше уж в лед. — Говорили, что мать твоя утонула.

— Нет. — Фая шмыгнула носом. — Отец мать в ведьмовстве уличил. Вот и…

— И ты после этого ко мне, к ведьме, за спасеньем пришла?

— Лучше к тебе, чем с позором под плеть. — Фая склонила тяжелую голову на Лилино плечо. — Ты прости, что я тебе гадости говорила. Что прежде не водилась с тобой.

— Ладно. — Лили обняла ее. Странно как-то. — Только… Матушку твою ведьмы вон не спасли.

— Не успели, — уверенно ответила Фая. — Все равно больше никто не пожалеет. Девчонки боятся, их самих родня заест, коли в беспутстве уличит… А ты…

— Оставайся. — Лили поднялась с сундука, прошла через комнату к двери. — Но когда скажу, что надо уходить — уйдешь без споров, ясно?

— Ясно, — радостно закивала Фая и впервые за весь разговор улыбнулась.

* * *

До Нерки они доехали к вечеру следующего дня.

Погода стала еще хуже. Небо затянуло сизая хмарь. У западного горизонта сквозь нее мутно проглядывали размытые кляксы ржавой зари.

Лошади еле шли. Спотыкались в грязи, поскальзывались, норовили и вовсе упасть, попадая в глубокие ямищи разбитой колесами телег дороги.

Дорога текла через вымокшее насквозь поле. В ее конце черным гребнем стояла деревня, сверкала жгучей вереницей поздневечерних окон. Оранжевые огни сообщали, что тут есть жизнь. И бурливый дым, что поднимался из труб в сырое небо, намекал на сытный ужин.

От стройки, ведущейся чуть в стороне — судя по острому, тянущемуся ввысь шпилю становилось ясно, что возводят храм, — двинулись навстречу две фигуры в алом.

— Эвгайские псы, чтоб их. — Здоровяк плюнул под ноги Лейфовой лошади. — Чего они прутся сюда?

— Поприветствовать нас, — ухмыльнулся в ответ Кьярр. — Не волнуйтесь. У них тут свои интересы, у нас свои. Переговорим и разойдемся.

— А я-то уж думал срубить пару алых голов, — разочаровался Здоровяк. — Ненавижу их не меньше, чем Тарховых солнечных прихвостней.

— Тихо себя веди, пустоголовый, — ругнулся на соратника Лейф. — Сказано тебе — в бой не вступаем. Говорим.

Флоки, двигаясь в хвосте процессии, смотрел на приближающихся конников без особого интереса. Эти вояки в красных хламидах встречались ему прежде, и всегда были годны лишь на то, чтобы пугать недостаточно набожных крестьян.

А бойцы никудышные.

По сравнению с северянами — уж точно!

Даже если их тут не пара, а десять — беспокоиться не стоит.

Даже если пятнадцать…

Кьярр бросил через плечо остальным:

— Притормозите и ждите здесь.

Когда все послушно встали, пустил лошадь рысью навстречу алым плащам. Махнул рукой, приветствуя. Воины махнули в ответ. Где-то на середине поля они пересеклись с Кьярром, о чем-то коротко переговорили, после чего разбойник вернулся к соратникам.

— Ну? Чего? — нетерпеливо поинтересовался Здоровяк. — Чего там тебе эти псы налаяли?

— Ничего, — отмахнулся Кьярр. — Пожелали хорошего дня. Да посоветовали бабу одну, у которой на ночлег можно остановиться и пожрать от пуза. Вроде и Регер уже там.

— Ба-а-аба! — сладострастно протянул Здоровяк.

— Старуха, — оборвал его Кьярр, — мужем брошенная.

— А-а-а-а, страшная, выходит, или больная, — донеслось в ответ разочаровано.

— Ну так как сбудем полукровку с рук, по соседям пройдемся, — успокоил приятеля Лейф. — Чего ты разнылся тут? Сначала дело, не забывай. Потом развлечения.

Когда они спешились возле означенного дома и забарабанили в дверь, открыла вовсе не старуха. Девица! Не скажешь, что жгучая красотка, но им всем сейчас хватило бы и того, что она молода.

Флоки поймал ее взгляд, тревожный, злой, холодный из-под рыжей пряди, павшей на лицо там, где шевелюру девушки не удержала серая косынка. В душе полукровки шевельнулись нехорошие предчувствия.

Что-то не так.

За густым неухоженным садом дробно прозвучал чей-то тяжелый топоток и растворился в ночи. Кто-то еще тут был да сбежал?