Зверь (сборник)
Шрифт:
Так что в этом издании читателям предоставляется первая возможность познакомиться с «Яном и его Гленьяном», как он есть.
I. Проблески
Ян обожал индейцев и все, связанное с дикой природой, точно так же, как и прочие двенадцатилетние мальчишки. Но если другие перерастали это свое увлечение, то Ян, напротив, с возрастом получал все больше удовольствия, собирая индейские предания, так нравившиеся ему в детстве, и коллекционируя деревянные поделки.
Отец его пребывал в стесненных обстоятельствах. Он был человеком справедливым и обладал хорошим вкусом, но, увы, любил праздность, так что в делах не преуспел.
Вообще-то обвинять сына в небрежении учебой не было ровным счетом никаких оснований. В классе Ян считался первым учеником, хотя многие одноклассники были старше его. Он интересовался любыми книгами, просто те из них, которые касались биологических наук и индейских ремесел, находили больший отклик в его сердце. И не то чтобы он прочел их слишком много – в те дни наблюдался недостаток подобной литературы, а в публичной библиотеке имелись далеко не все из тех, что были изданы. «Скандинавский спорт» Ллойда [8] , «Ботаника» Грея [9] , а также парочка романов Фенимора Купера – вот все, что там хранилось, и Ян был беззаветно предан этим книгам.
8
Здесь у автора явная ошибка: книги Ллойда носят названия «Scandinavian Adventures» («Скандинавские приключения») и «Field-Sports of the North» («Охота на Севере»). Очевидно, Сетон-Томпсон имел в виду какую-то одну из этих книг.
9
Здесь явно имеется в виду «Gray's Manual of Botany: A Handbook of the Flowering Plants and Ferns of the Central and Northeastern U. S. and Adjacent Canada» («Справочник по ботанике: руководство по папоротникам и цветковым растениям Центральных и Северо-Восточных Штатов Америки и прилегающих к ним районов Канады» Эйсы Грея).
Почти всегда Ян вел себя как послушный тихоня, но несправедливое повеление отца бросить все то, что являлось средоточием его существа, немедля пробудило в нем дух непослушания, превратив хорошего мальчика в сорванца. Ян все-таки слишком боялся отца, чтобы не повиноваться открыто, но он мастерски научился использовать любой повод, дабы улизнуть в поля и леса. И каждый раз, когда он находил там новую птицу или растение, его пронзало острое чувство, в котором наслаждение мешалось с болью – болью из-за того, что он не знал их названий и не мог как следует изучить их природу.
Живейший интерес к животным стал его главной страстью. Именно из-за него путь Яна из дома в школу и обратно был весьма извилистым и включал в себя много переходов с одной стороны улицы на другую. Вследствие этого он сперва мог пройти мимо салуна, в открытых окнах которого виднелась хромолитография, рекламирующая шампанское: на ней два терьера гнались за крысой. Напротив салуна располагалась табачная лавка, где в окне красовалась прекрасная статуя слона, несущего на спине груз табака. Если же Ян совсем немного отклонялся от прямой дороги в школу, то проходил мимо игрушечного магазина, где мог увидеть нескольких уток и чучело настоящей оленьей головы – по крайней мере, он твердо был убежден в том, что голова настоящая. А сразу за ним стояла лавка меховщика с потрясающим чучелом медведя.
С другой стороны улицы находилась платная конюшня. Поговаривали, что когда-то собака убила там енота-полоскуна. А еще дальше, на Харви-стрит, стоял дом с высокой верандой. Яну как-то рассказали, что под ней давным-давно держали на цепи медведя. Ян ни разу не видел этого медведя, умершего много лет назад, но получал удовольствие, просто проходя мимо этого дома.
Еще, согласно школьной легенде, когда-то на углу Пембертон-стрит и Гранд-стрит много лет тому назад убили скунса, и в туманные ночи все еще можно было обонять его зловоние. Ян всегда останавливался там, если вечер выдавался промозглым, принюхивался и наслаждался мерзким запахом. Тот факт, что зловоние, скорее всего, исходило от газов, образовавшихся в канализационном коллекторе, был совершенно не способен испортить получаемое им удовольствие.
Никакого
Но все эти красоты меркли перед магазинчиком таксидермиста. Его держал на Мэйн-стрит человек по фамилии Сандер. Если честно, Ян провел здесь много часов, прижимаясь к витрине так сильно, что его нос белел и расплющивался. Там продавалось несколько голов лис и котов, яростно скалящих зубы, и около пяти десятков чучел птиц, прекрасно оформленных. Из того, что было на этой витрине, сама природа могла бы извлечь несколько уроков насчет того, как в наилучшем виде представить птичье оперение. Каждая птица смотрелась краше предыдущей.
Как уже говорилось, в витрине было выставлено около полусотни птиц, и на двенадцати из них красовались ярлычки, поскольку они служили экспонатами на ежегодной благотворительной выставке графства:
Скопа
Серая куропатка, или Воротничковый рябчик
Зимородок
Выпь
Голубая сойка
Золотой шилоклювый дятел
Красногрудый дубоносовый кардинал
Североамериканский мохноногий сыч
Североамериканский лесной дрозд-отшельник
Иволга
Красно-черная пиранга
Эти ярлычки представлялись Яну истиной в последней инстанции, а птицы вместе с их названиями глубоко запечатлелись в его памяти и были занесены в копилку знаний о выживании в дикой природе, хотя и с исправлением некоторых ошибок. Так, птица, заявленная как североамериканский лесной дрозд-отшельник, вовсе таковым не являлась, а была опознана Яном как пестрый американский дрозд. Последняя среди помеченных ярлычками птиц была коричневатой и длиннохвостой, с белым пятном на груди. Ярлычок оказался перевернут, поэтому Ян не мог прочесть его, находясь на улице. Он часто смотрел, не повернули ли ярлычок так, чтобы его можно было прочесть, но каждый день приносил разочарование, и название птицы оставалось для Яна тайной.
Так прошел год или даже больше, и в голове Яна созрел отчаянный план. Ему не оставалось ничего иного, кроме как зайти в магазинчик. Пару месяцев он собирался с духом, поскольку был тихим и застенчивым мальчиком, но, боже, как же он жаждал сделать это! Скорее всего, если б он вошел в открытые двери и попросил разрешения, ему позволили бы осмотреть все, что находилось в магазинчике, но он не осмеливался. Дома он пытался репетировать свою просьбу, но в мыслях поход всегда оканчивался неудачей. И вот он выбрал самую занятную из маленьких птиц на витрине – североамериканского мохноногого сыча, – затем стиснул зубы и зашел. Как пугающе звякнул колокольчик над дверью! Потом наступила еще более устрашающая тишина. Но вдруг послышались шаги, и появился великий и грозный хозяин магазинчика собственной персоной.
– По… по… почем этот сыч?
– Два доллара.
Воодушевление Яна разбилось вдребезги. Он сбежал. Даже если бы сыч стоил десять центов, это все равно было бы немыслимой для него суммой. Он едва слышал, что говорил ему хозяин лавки, и вышел со смутным ощущением, что попал было на небеса, но оказался недостаточно хорош, чтобы задержаться там. И он не мог любоваться ни одним из тех чудес, что окружали его.
II. Весна
Хоть Ян и не был особенно силен, он с удовольствием занимался физическими упражнениями. Его скорее можно было сравнить с Самсоном, нежели с Моисеем, и он более походил на Геркулеса, чем на Аполлона. Все чувства побуждали его к жизни среди дикой природы. Каждую весну он ощущал идущее из глубины его существа желание вскочить и убраться куда подальше. Волнение начинало подниматься в его груди, когда в раннем марте он слышал над головой карканье первой вороны. Кровь его изрядно закипала, когда он видел длинный двойной клин диких гусей, с громким криком тянувшийся на север. Он страстно жаждал полететь за ними. С появлением каждой новой птицы или зверя он ощущал странное покалывание в груди, и если бы у него имелась грива, то она наверняка встала бы дыбом. Это чувство подпитывало его силы.