Зверь (сборник)
Шрифт:
Миньона испустила долгий крик, полный муки, и упала на спину. О, этот крик! Женский крик! Я отбросил винтовку и упал на колени рядом с ней. Теперь она застонала.
– Миньона! – вскричал я. – Миньона! Прости! Прости меня!
Она попыталась встать, но жизнь угасала в ней. Приподняв белоснежную морду, она начала вылизывать мое лицо и руки, не прекращая стонать. Я знал, что эти стоны означают: «Прощай».
Я обезумел от горя, я мог лишь завывать: «Миньона! Миньона! Моя любимая Миньона! Прощай, но мы встретимся снова, Миньона!»
Солдаты нашли нас лежащими рядом.
Истории
Эта книга представляет собой небольшой сборник рассказов, литературных сказок, легенд и притч, окончательно составленный в 1905 г. Сетон-Томпсон посвятил его своей дочери Энн (впоследствии ставшей известной писательницей), которая на момент выхода книги едва появилась на свет и прочитать «Истории…», конечно, смогла не скоро. Реально же они предназначались американским любителям природы и представляли собой сложный синтез художественной и познавательной литературы. Теория Дарвина в виде притчи, размышления об экологии (впрочем, в ту пору и слова такого еще не было) под маской индейской легенды или охотничьего рассказа…
В сборнике «Зверь» мы представляем вниманию читателей только две из этих историй. Легенда о ледяных демонах стилизована под индейский фольклор – но, хотя в других случаях Сетон-Томпсон действительно работал с индейскими преданиями, она представляет собой целиком и полностью литературное произведение. А вот «Великий олень» требует дополнительных комментариев. Этот рассказ полон тревоги по поводу угрозы, нависшей (уже тогда!) над дикой природой, – но вместе с тем он полон и глубокого сарказма, обращенного на коллекционеров рекордных трофеев и любителей охотничьих баек. Сетон-Томпсон осознанно посмеивается над собирателями, как теперь сказали бы, фейков.
Кракен, с которым автор сравнивает Великого Оленя, – мифическое морское чудовище, в основе преданий о котором, видимо, лежат встречи с гигантским кальмаром. Впрочем, Сетон-Томпсон имеет в виду не предания как таковые, а их поэтическое изложение, сделанное Альфредом Теннисоном в сонете «Кракен»: будто бы этот монстр вечно дремлет в океанских глубинах и лишь в день Страшного Суда появится на поверхности.
Покуда пламя, вздыбив толщу вод,Не возвестит скончания времен,Тогда, взревев, чудовище всплывет,И смертью оборвется древний сон [7] .7
Перевод Д. С. Шнеерсона. (Примеч. ред.)
«Белый королевский олень» в Англии – скорее геральдический символ королевской охоты, чем реальный зверь. Знаменитый «олень из болот Бен Мор», наоборот, совершенно реален, так что легендарным является, если можно так выразиться, само наличие легенды. Этот зверь был убит в 1840 г., его рога (рекордных для Шотландии размеров, но не такие уж большие для Америки) до сих пор хранятся в одном из шотландских замков; конечно, их два, а не три, да и количество отростков на каждом роге – всего лишь десять. «Одинец из Синнамахонинга» – тоже реальный зверь, действительно попавший под выстрел охотника в 1867 году, но он знаменит не столько своими размерами, сколько судьбой: это был последний из лосей штата Пенсильвания. Через десять лет после написания рассказа поголовье лосей в тех краях начали восстанавливать заново – и во многом за это следует благодарить творчество Сетона-Томпсона…
«Олень
Ну а с каким оленем имел дело барон Мюнхгаузен, «правдивейший из охотников», и при каких обстоятельствах он «посадил» посреди оленьего лба вишневое деревце, игравшее роль третьего рога, – это как раз хорошо известно современным читателям!
Демоны пляшут на озере Часка
Блещет лазурью между бурых холмов озеро Часка. Чернеют по его берегам стройные деревья, упираясь макушками в небо. Не счесть Уток и Чаек в его заводях, а отмели усеяли своими норами Водяные Крысы. Гагары и Поганки выискивают пищу у темных плесов. Цапли и Пастушки чинно выхаживают вдоль берега, а потом прячутся в густой осоке. Косяками ходят в глубине Рыбы, прибегают на водопой Олени и Кролики, заливисто поют на ветвях Птицы. А все потому, что на озере Часка, ярко сверкающем днем и покрытом густой синевой в сумерках, построил свой летний дом сам Бог Солнца. Ниньна-бо-джо охраняет свои владения и заботится об их обитателях. Все лето обучал он их правилам жизни и законам охоты. Всю осень водил он их за собой.
А потом пришел холод.
С севера надвинулся он – вместе со старым злобным Пебоаном, и Красная Коноплянка неслась впереди, словно искра над горящими прериями, а Белая Сова летела следом, словно пепел, оседающий на месте пожара.
С неба опустилось белое покрывало – одеяло Бога Солнца, и Ниньна-бо-джо возгласил: «А теперь я ложусь спать, и все мои создания тоже должны спать в мире и покое, и даже озеро Часка должно спать».
Утки и Гуси улетели далеко на юг, Лесной Сурок отправился в свою нору, Медведь и Змея, Лягушка-Бык и Жуки-Короеды – все заснули, и белое одеяло накрыло их.
Но нашлись и ослушники.
Куропатка, осмелевшая в своем сугробе, Заяц, осмелевший в кустах, и Ондатра, осмелевшая подо льдом, сказали: «С чего это нам бояться старого Пебоана?» А вслед за ними Куница, Лиса и Норка сказали: «Раз уж Куропатка, Заяц и Ондатра не спят, то и мы не упустим случая на них поохотиться». Так нарушили они перемирие, объявленное Богом Солнца, и принесли войну туда, где царил мир.
Только забыли ослушники про ледяных демонов, сыновей Озера и Зимы, в чьи владения они забрались, и возмездие было суровым и скорым.
Солнце с каждым днем садилось все ниже, северный ветер крепчал, а ледяные демоны, рожденные Озером и Зимой, подросли, набрались сил и затевали по ночам лихие пляски в небе надо льдом.
Самой темной ночью самого темного месяца в году собрались они на дикое веселье, ибо наступило время их безраздельной власти. Закружились они в воинственном танце по льду озера Часка, замелькали в воздухе, словно вспышки молний. Величественной и грозной была их пляска. Во все стороны запускали они сверкающие морозные стрелы, что насквозь пронзали всякую смертную тварь, и колотили по льду боевыми дубинками, поднимая в воздух снежные вихри, – все быстрее, все сильнее, все громче.