Зверь в тени
Шрифт:
Не уверенная, что расслышала подругу верно, я отстранилась и заглянула в ее красивое лицо.
– Ты тоже это знаешь, – Морин попыталась улыбнуться, но неудачно. Ее голос стал тонким, как паутинка. – Я все пробую. Еду. Табак. Все. Но никогда не насыщаюсь. Даже наш сегодняшний концерт не принес мне полного удовлетворения. Мне это надоело… Я очень устала, Хизер.
Я так и не поняла, о чем говорила Морин. Просто снова ее обняла.
Этот наш последний разговор будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.
Бет понимала: лучше бодрствовать. Если она заснет, он сможет прокрасться и овладеть ей беззащитной. Она не собиралась допускать, чтобы это произошло еще раз. Но она мерила шагами подземелье уже несколько часов кряду;
По самой оптимистичной оценке, Бет провела в заточении уже четверо суток.
За все это время он принес ей только полбуханки хлеба и почти пустой кувшин с арахисовым маслом. Бет растягивала этот скудный паек, как только могла, но голод изводил ее все сильней, и она была уже слишком истощена, чтобы ощутить запах собственных испражнений, а ступни зверски ныли от безостановочной ходьбы по квадратной клетке. Но Бет пыталась отжиматься, выполнять приседания и качать пресс – делать все для того, чтобы сохранить физическую силу.
Она поставила светильник на пол. И на несколько секунд дала глазам отдых. Все будет хорошо. Она даже не приляжет. Просто прислонится к холодной стене, запрокинет голову назад и сбросит с себя тяжкий груз. А как только ее слух уловит его поступь, она вскочит на ноги, схватит лампу, замахнется и со всей силы ударит по мерзкой башке. Ударит так, что та расколется как тыква.
Стук. Хлопок.
Бет свернулась калачиком в углу.
До того как она все осознала, ей снилась тыква, исчезающая под автомобильной покрышкой. А он уже лежал на ней, зажимал одной рукой рот и сдавливал другой горло. Бет почувствовала себя так, словно вынырнула из бассейна с клеем, конечности почти не слушались девушку, а вокруг сгустилась все та же непроглядная, кошмарная чернота.
Бет была настолько дезориентирована, что ей потребовалось время, чтобы уловить и распознать новый запах – такой сильный, что он пробивался даже сквозь ужасное и едкое зловоние ее мочи и многодневного потения от страха. Этот новый запах был густым, жирным, приторным.
Бет не ошиблась.
Это был аромат свежей, вкусной еды.
Глава 15
В дневное время я не раз бывала на Карьере Мертвеца. Он находился почти в пяти километрах от Пэнтауна (если считать расстояние по прямой). Когда мы с Морин и Брендой повзрослели, мы стали ездить туда на велосипедах – якобы поплавать. На самом деле это был предлог для того, чтобы улизнуть от родителей, поглазеть на других и себя показать. Я и в воду-то ни разу не зашла. Ее глубина и высота скал вызывали у меня неподдельный ужас. Как и байки о каменоломнях, травимые во время посиделок у костра – о Мертвеце или о ком-то другом (все зависело от того, в каком именно месте ты оказался). По преданиям, в каменоломни захаживал раздутый труп парня, утонувшего в одном из карьеров. Раз в год Мертвец обманом заставлял какого-нибудь пловца поверить, что верх – это низ, а низ – это верх. Тот, ничего не подозревая и безмятежно посмеиваясь, плескался, пока не нырял под воду. А там все внезапно менялось. Несчастный устремлялся ко дну, полагая, что вот-вот всплывет на поверхность, но дышать ему становилось трудней и трудней. Он отчаянно бил по воде руками, пытаясь оттолкнуться от ее толщи и вынырнуть из пучины. Но к тому моменту, когда он понимал, что угодил в смертельную ловушку, было уже слишком поздно.
Бренда тоже не заходила в воду, но не по той причине, что я. Ей просто не хотелось портить прическу. И обычно мы вдвоем устраивались на покрывале (неподалеку от воды, но не в опасной близости от нее), намазывали кожу толстым слоем йодированного детского масла, сбрызгивали волосы солнцезащитным спреем и подставляли тела солнцу на весь день.
А вот Морин вела себя иначе. С нетерпением скинув с себя футболку и шорты, она забегала в своем зеленом бикини на самый высокий утес, становилась в очередь на этой обветренной каменной стене, возвышавшейся над водой на пятнадцать метров, и с возбуждением оглядывалась на массивные гранитные валуны, разбросанные за ее спиной, как гигантские детские кубики. Вода внизу была чистой, но настолько глубокой, что казалась черной, а воздух вокруг был насыщен ее лягушачьим запахом.
Когда подходил черед Морин, она небрежно ступала на кромку утеса и прыгала вниз – с широко открытыми глазами и с зажатым носом – точь-в-точь как в тот день, когда она прыгнула с вышки в городском бассейне. Мы с Брендой аплодировали подруге. Иногда к нам подходили и заговаривали другие ребята из Пэнтауна, а в конце дня мы катились на велосипедах домой – потные и вялые, с загорелой, но обезвоженной после долгого пребывания на солнце кожей.
Помимо этих дневных поездок на Карьер Мертвеца, Морин и Бренда посещали также вечеринки в каменоломне. Я об этом подозревала, хотя они ни разу не приглашали меня. Мне было больно думать об этом. Я не желала выступать в роли старой ворчливой бабки, но однажды подруги признались мне в том, что покурили травку. И как вы думаете, как я отреагировала? Правильно, я прочитала им лекцию о вреде курения. Такую лекцию я выслушала от своего деда, а им я только повторила его слова. Но после этого Морин и Бренда прекращали рассуждать о курении и бочонках с вапатули в ту же секунду, как я заходила в комнату. Или, хуже того, начинали перешептываться у меня за спиной.
Так что я действительно порадовалась тому, что меня наконец-то позвали на вечеринку в каменоломнях.
Вот только ночью они показались мне очень древними. Я бы не удивилась, если бы в них и правда обитали призраки. А между соснами-дозорными завывал с присвистом суховей.
Миновав парковку, мы свернули на гравийную дорогу, въезд на которую скрывал такой плотный полог ветвей, что можно было запросто его не заметить, если ты не знал, куда смотреть. Через несколько минут мы оказались возле небольшой каменоломни, обрамленной колыхавшимися деревьями, – черными в лунном свете. На нас уставилось огромное слезящееся око воды, а за ним мои глаза узрели стену, которую сложили из отколотой породы горняки, когда вгрызались в земную твердь. Мы расселись напротив нее, вокруг костра, разведенного Эдом.
Эд и Ант оказались от меня слева, Рикки с Брендой – напротив. Угнездившись на каменных плитах, мы несколько секунд молча смотрели на колеблющиеся языки пламени. От их жара и дикой пляски меня стало подташнивать. Глаза забегали по сторонам. Я насчитала свыше двух десятков ребят; они все пили и смеялись; некоторых – тоже из Сент-Клауда – я узнала в лицо. Но часть гостей оказались мне незнакомы. Похоже, это были затейники с ярмарки, которых пригласил Эд. Мне показалось, будто я заметила и Морин. Я приехала с Эдом и Антом, а она, должно быть, вместе с Брендой – на машине Рикки. После странных слов, оброненных Морин на ярмарке, меня не оставляло беспокойство за подругу. И уверенности в том, что я увидела именно ее, оно мне не прибавило. Хотя народу собралось не шибко много.
И уж точно эта вечеринка не имела ничего общего с легендарными гулянками Джерри Тафта. А о них слыхали все ребята Пэнтауна. Я питала надежду попасть на одну из них, но Джерри ушел в армию до того, как я стала достаточно взрослой, чтобы принимать участие в таких кутежах. Неделю назад Джерри приезжал домой при странных обстоятельствах. Но я ни разу с ним не пересеклась, а Бренда ничего не пожелала об этом рассказывать. Обмолвилась только, что он все-таки устроил вечеринку, пока находился в городе.
Думаю, это была одна из тех вечеринок, на которые подруги ходили без меня.
Из машины Эда, стоявшей с широко распахнутыми дверцами, разносилась песня рок-группы CCR «Восходит плохая луна». Мои пальцы невольно начали отбивать ее ритм на коленке. Эд врубил музыку, как только мы приехали, потом исчез ненадолго в лесу и вернулся оттуда с коричневым пакетом. Ант, Рикки, Бренда и я сидели полукругом, как стайка нахохленных птиц, в ожидании парня. Я все еще не понимала до конца, что такого было в этом Эде, что подействовало на всех нас, заставило считать, будто нам необходимо его слушаться и ждать. Но именно это мы начали делать.