Звереныш
Шрифт:
Светик совсем не помнил отца и смутно помнил мать. От отца в его детких воспоминаниях остался только яркий солнечный день и большая белая постель, на которой лежало неподдвижное толстое тело отца, лежавшее лицом к стенке и не обращавшее, как обычно, никакого внимания на его крики и озорство.
Уже давно минуло утро, и за окном стоял полдень, а отец все лежал на постели и не просыпался. Время завтрака прошло, и теперь Светику ужасно хотелось есть. Отец не любил, когда его будили, и поэтому малыш стал играть и кричать еще громче, думая, что отец сейчас проснется сам и, грозно рыкнув на него, пойдет варить ему кашу или намажет бутерброд с большой кружкой чая. Но отец
Когда раздался телефонный звонок от матери, которая дежурила в больнице, работая там медсестрой, он страшно обрадовался и сразу выпалил ей свою обиду, уверенный в том, что отец просто не хочет заниматься им и от того будто не слышит и не видит, что уже давно пора вставать.
– Папа спит и никак не хочет просыпаться, – выпалил он, не слушая слов матери. – Я уже говорил ему, что хочу есть, а он все равно спит…
– Светик, ты только ничего не бойся, – слышал он в трубке звенящий крик матери, – ничего не бойся.. Я сейчас приеду… И больше не буди папу, играй в другой комнате… Я сейчас,сейчас!..
Не понимая, почему он должен чего-то бояться, Светик удивился словам матери. В четыре года невозможно понять смерть, а потому нельз ее испугаться. Детским глазам мир распахнут с солнечной стороны, и его черные крылья еще скрыты далеко за горзонтом.
– Сама не бойся, – беззаботно крикнул он, уловив в инотонации матери явный испуг и начиная пугаться чему-то тому,что могло случиться с ее приходом. По-настоящему Светик испугался, когда мать долго не могла попасть ключом в замочную скважину и нервным срывающимся голосом ругала себя почем зря. А когда открыла дверь, то не замечая его, опрометью кинулась к кровати отца и сразу завыла, зажав себе рот рукой.
Мать была большая крупная женщина, про которых говорят гром баба, с низким грудным голосом. А сейчас она кричала каким-то дико пронзительным и тонким звуком, как маленькая девочка, которую кто-то сильно обидел и которую некому пожалеть.
Увидев широко расставленные от ужаса глаза сына, она замолчала и, словно очнувшись, стала звонить кому-то и быстро одевать Светика, нашептывая ему сквозь льющиеся слезы тихие нежные слова.
– Ты, сейчас поедешь с одной тетей с моей работы… она хорошая… ты у нее погости немножко… мне тут надо… я потом тебя заберу, сразу заберу, как… Ты только не обижайся на меня… Потом все поймешь… Я тебе потом все расскажу…
Она плотно закрыла дверь, где лежал отец, и вывела его на улицу.
– А папа… – наачал было Светик.
– Папа…– по розовощекому лицу матери вновь покатились слезы. – Папы больше нет. Папа умер…
Свети не испугался и не заплакал. Он только удивился, как такой большой и сильный человек, как его отец, вдруг не проснулся, никогда не болея и не жалуясь на что-то. В его детской памяти, как облако, вдруг возник образ умершей бабушки, матери отца, которая была такой же большой и мягкой, как мать, и тискала его своими пухлыми теплыми руками, когда они гуляли по двору. Потом бабушку увезли в больницу, и она больше не вернулась к ним.А вокруг суетились какие-то незнакомые дяди и тети и ахали, то и дело произнося незнакомое ему слово «умерла». Светик и тогда не понимал всего значения этого слова. Рядом были мать и отец, а все остальное казалось ему чужим и надоедливым,
Светик не мог знать, что горе поселилось в их доме задолго до его рождения. Что первым в их семье умер дед, отец отца, благодаря которому в большой степени и состоялась свадьба его матери и отца. Не знал он и не мог знать, что родился вскоре после свадьбы, и ныне покойная бабка не была в восторге от снохи, приехавшей в Москву из Краснодарского края, которую она, скрепя сердце, прописала у себя в квартире. Да и отец Светика, женившись в свои тридцать лет, не пылал к молодой супруге цветущей любовью, а по-прежнему оставался маменькиным сынком, так и не выйдя до самой ее смерти из-под ее крыла.
Бабушка не была злобной свекровью, как часто принято считать, скорее наоборот. Она была простодушна и открыта. Но на расспросы соседок о молодых, не скрывала своего отношения к снохе, каждый раз повторяя оно и то же:
– Да подлезла она под Димку на даче, когда они были одни – вот и все дела!. Он и не заикался о сваддьбе. Это уж, когда у Таньки пузо полезло на лоб, Сашка, муж, Димку в оборот взял. Не женишься, мол, из дома выгоню. И родня ее подсуетилась, понаехали все сюда… Вот такая лбовь вышла…
Вскоре после свадьбы дедушка Светика умер. Он тогда еще не успел даже родиться, и видел деда только на фотографиях, которые иногда перебирала бабушка.
Не знал он тогда, что и бабушкин век недолог. И вскоре она сама уйдет в иной мир вслед за дедом, долго и мучительно болея от рака печени. И ее смерть станет для отца роковым событием, потому что именно тогда ощутит он всем своим существом пустоту и сиротство, которые окружат его, не-смотря на близость жены и сына, которые так и не смогут восполнить ему потери матери. Отец был не улыбчив и суров. А после ее ухода посуровел еще больше и порой казался окружающим угрюмым бирюком. Танька же, мать Светика, близко к сердцу эти смерти не принимала, но и особой радости от того, что теперь стала полновластной хозяйкой, не испытывала. Не было ей в этом замужестве женского счастья, да она и не претендовала на большее, не обольщаясь насчет своей внешности или ума, а с провинциальной хитростью довольствуясь тем, что есть.
Светик не видел всей суеты по поводу похорон. Мать оградила его от ненужных впечатлений, но на похороны отца все же взяла.Там он увидел вторых деда и бабку со стороны матери и отнесся к ним с той же прохладцей, как и они к нему. Их вежливое внимание и приличествующее данному случаю соболезнование воспринимались его чуткой детской душой тем самым обманом, который они и несли в себе. Они были ему чужие, и он тоже был для них чужой. Он слышал, как новая бабушка горячо шептала дочери на ухо о том, что теперь все в ее руках и зависит только от нее, и нетерпеливо дергал мать за рукав, стараясь оттащить ее от бабки. Эти слова были ему не понятны, но не приятны. И он почему-то боялся их.
Мать утешилась быстро и горевала недолго. Молодая кровь ее бурлила и требовала своего. Здоровая и крепкая, по-деревенски хитрая, она искала что попроще, зная, сколько в Москве желающих получить прописку, а потому жениться на москвичке с полной гарантией остаться в столице. Подобрать по себе мужика было нелегко. Про таких говорят : «На любителя». Но Танька не капризничала. Второй мужичок попался хлипенький, тихенький, с Танькой не ссорился и впереди паровоза не лез.Звали мужичонку Алексеем и рядом с Танькой смотрелся он комоично. На Светика внимания не обращал, будто и не было его вовсе. А когда Танька понесла и родила второго, Светик совсем оказался на отшибе, вроде приблудного щенка, о котором то вспомнят, то забудут. Денег семье не хватало, и мать частенько пилила своего второго мужа, тыкая его родившимся ребенком.